Шли они — шагали в роту… рассуждая о любви,
парень парню — замкомвзвода салабону — говорил:
«Извращеньем называют гомофобы эту страсть…
ё-моё… да что, бля, знают о любви они?! Проклясть
эту страсть попы готовы — рвутся праведники в бой,
извращая лживым словом суть любви… между собой
разобрались бы сначала! Хуля лезть в штаны мои?!
А ведь лезут… то ли мало им божественной любви,
этим деятелям в рясе, то ли здесь иной расчет:
человек, который счастлив, деньги им не понесёт…
Пусть беснуются! — и Саня, чувств своих не удержав,
приобнял за плечи парня… и, плечо легонько сжав,
заглянул в глаза Валерке, еле слышно говоря
(сердце ёкнуло: а Верка?): — Я, Валер… люблю тебя!
И любовь эта не хуже, сероглазый мой… судить
о любви этой не нужно по ублюдовым: их прыть
или похоть, или злоба… злоба-зависть, — из таких
пидарасы-гомофобы получаются, и — их,
извращенцев этих, надо… или на хуй посылать,
или молча ставить раком и — в очко… в очко ебать,
не взирая на их вопли: в глубине души своей
эти пидары не против потереться о парней
своей жопой или хуем, да — не знают только, как…
оттого, бля, и психуют, и кричат на всех углах,
как «всё это безобразно!» и что это — «грех» и «срам».