из политой щедро грядки, снисходительно Ашот
улыбнулся: «Всё, мой сладкий…», и — неспешно отошел
он от Васьки… голый, потный, оглянулся, говоря:
«Подмываемся, и — в роту… приторчал ты, что ли, бля?»
Кверху жопу поднимая, Васька тут же встал с узлов,
ничего не отвечая… да и что сказать он мог?
Изнасилованный в жопу, торопливо он шагнул
в душевую за Ашотом, — тот в улыбке растянул
свои губы: «Я, бля, кончил — отстрелялся… ну, а ты?
Не поверю, что не хочешь разрядиться… без пизды
иль без жопы подходящей трудно в армии служить
пацанам… а это значит, что хочу я предложить
разрядиться тебе тоже: время есть, и мы одни…»
Васька замер: это что же… захотел Ашот, чтоб с ним,
старослужащим солдатом, насладился он, черпак?!
Ёлы-палы! «Если надо… — Васька тронул свой долбак,
вниз свисающий сосиской, — я не против… я готов!»
Сладострастно хуй он стиснул, ощутив, как между ног
пробежал озноб горячий… Ай да дедушка Ашот!
Зачесалось в жопе, значит? Захотелось? Ну, а что…
что особенного в этом? Это в армии он, здесь,
выступает в роли деда! А по жизни — кто он есть?
Самый, бля, обычный парень, — Васька думал; в голове
мысли пулями мелькали… и, сжимая хуй в руке,
Васька думал: ну, конечно… что особенного, бля?