наклонившийся Ублюдов мышцы сфинктера разжал, —
исказив невольно губы, он дыханье задержал
в ожидании атаки… «Молодец! — сказал Ашот,
поощрительно по сраке Ваську хлопнув. — Хорошо
ты стоишь сейчас, Василий…» И — в ладонях бёдра сжав,
неожиданно и сильно на себя он Васькин зад
дёрнул, в дырочку вгоняя залупившийся конец…
обжигающе-тупая боль пронзила, — молодец,
исказив лицо гримасой, заорал невольно: «А-а-а…»,
но Ашот лишь сладострастно передёрнулся, — в руках
бёдра Васькины сжимая, на мгновенье он застыл…
и, атаку продолжая, хуй он полностью вонзил, —
толстый, длинный и горячий, хуй вошел в очко, как лом!
Бедный Васька! Чуть не плача, попытался было он
соскочить, задёргав задом, — чуть не плача, Васька стал,
вырываться… да куда там! размечтался… хуй был там,
во влагалище солдатском, и обжат он туго был,
и Ашот хотел ебаться — ни хуя не соскочил
Васька с хуя! — зажимая, чтоб молчал, ладонью рот,
животом вперёд толкая, повалил его Ашот
на узлы с бельём солдатским — навалился сверху сам…
сантиметров девятнадцать у Ашота был пацан, —
на узлах с бельём солдатским, вырываясь и сопя,
под Ашотом распластался голый Васька… «Тихо, бля!
Хуля дёргаешься, мальчик? Один раз — не пидарас… —