не хотелось ему очень!.. А вот Мише — хоть бы хны,
хотя Миша тоже кончил, пока Стас его… — штаны
натянул он вмиг! Понятно, молодой ещё солдат…
Как всегда, была зарядка: отжимались, лёжа в ряд,
черпаки и салабоны, и скучающий Ашот,
глядя сверху на Антона, улыбался: «Хорошо…
жопу выше… и — по яйца!.. и — ещё!.. ещё сильней
засади ей! не стесняйся! вставил — вытащил… быстрей!
Представляй, что под тобою баба голая… — Ашот,
над сопящим парнем стоя, улыбался. — Хорошо…»
И Антон не обижался, и — Ашота ублажал:
задом двигая, «ебался» — с бабой трах изображал…
Улыбался Гена, глядя, как сопящий салабон
дёргал судорожно задом, имитируя любовь…
Потом завтрак — что-то типа человеческой еды…
После завтрака в курилке Стас напомнил молодым,
что он очень любит сало, а посылок с салом нет…
«Или вас не любят мамы?» — сокрушался Стасик-дед,
как обычно… На разводе, когда ротный объявил,
что Валерка «с замкомвзвода под начало старшины
переходит», что «каптёрка — в службе важное звено»,
старшина расправил гордо свои плечи — для него
эта фраза прозвучала, словно Моцарт или Бах
для иного меломана… А в Валеркиных глазах
радость вспыхнула, и сладко сердце ёкнуло в груди —