Глаза пленницы были широко раскрыты, но в них не было страха или горя. Алиса заметила, что они сияли счастьем. Она даже приподняла голову, чтобы лучше был виден ошейник — символ рабства, её личного счастливого рабства, о котором она так долго мечтала и вот, наконец, получила.
Сумерки незаметно окутали комнату. Очертания в зеркале стали неясными и вскоре совсем исчезли. К тому же начали болеть колени. Алиса, неуклюже ворочаясь, снова уселась на тахту. За время этого добровольного плена она несколько раз испытывала сильнейший оргазм, который, как ураган, сотрясал всё её тело. Голова от сильного эмоционального напряжения кружилась, всё тело покрывалось липким потом. Девушка несколько раз рисковала упасть в обморок, но, собрав последние силы, оставалась в сознании.
От долгого почти неподвижного стояния руки и ноги затекли, нудно ныла шея. Тряпичный кляп во рту немного затвердел и принял чуть горьковатым вкус. Но развязываться Алисе пока не хотелось. Уж больно сладостной была её неволя. Девушка улеглась на бок и закрыла глаза. Мягкая кровать и усталость подействовали на Алису, как сильное снотворное, и она заснула. И увидела она прекрасный сон.
Стоял ясный солнечный день. Широкая базарная площадь раскинулась у стен величественного замка с остроконечными крышами, над которыми развевались длинные узкие полотнища. Что было изображено на них, девушка не могла разглядеть из-за яркого солнца, слепившего ей глаза. Среди множества лавочек и повозок сновали люди, одетые в старинные просторные одежды. Кто-то торговался с продавцом, кто-то, не спеша выбирал товар.
Алиса и еще несколько девушек сидели в утлой повозке с дырявым навесом. Все они были закованы в тяжелые цепи по рукам и ногам. И на каждой из них был железный ошейник, от которого к полу повозки тянулась крепкая цепь. Они были рабынями и ожидали торгов. Рядом с возком прохаживались два стражника в кожаных доспехах, бронзовых шлемах и с длинными пиками в руках. Они грозно поглядывали на рабынь, но девушки знали, что солдаты им ничего не могут сделать.
Вот подошел человек, который привез рабынь на рынок. Их прежний хозяин. Он был маленького роста, но невероятно толстый и неуклюжий. Он что-то сказал охранникам, и те, будто сорвавшись с цепи, бросились к повозке. Они начали отстегивать шейные цепи от пола и выгонять девушек наружу, подгоняя их пинками и тупыми концами своих пик.
Стражники построили рабынь в затылок друг дружке, сковав им ошейники, и повели к высокому помосту, около которого уже толпился народ.
— Будьте умницами, слащавым голосом причитал хозяин, — Постарайтесь, чтобы за вас заплатили побольше. Тогда я скажу, что все вы — послушные девочки, и ваши новые хозяева не будут вас наказывать.
Все рабыни дружно закивали в ответ. Солдаты отстегнули от вереницы первую невольницу и подтолкнули её к помосту под громкие крики и улюлюканье толпы. Девушка затравленно оглядывалась, сжавшись в комок от страха. Когда её вывели на середину, огромный человек, скорее всего, распорядитель аукциона, протянул к ней свою огромную ручищу и одним движением сорвал с рабыни куцый клочок, который и без того лишь едва прикрывал её наготу.
Девушка вскрикнула и, залившись краской стыда, попыталась прикрыться руками.
— Убери руки, дрянь! — взревел детина, — Народ хочет насладиться твоей красотой.
Рабыня закрыла лицо ладонями и громко заплакала под оглушительный хохот толпы. Распорядитель взмахнул длинной плеткой и хлестнул девушку по спине. Та выгнулась от боли, но рук не отняла. Тогда детина схватил ручную цепь и поднял вверх так высоко, что невольница оказалась подвешенной на своих кандалах. Плеть снова прошлась по телу рабыни. Неистово визжа и мотая ногами, она начала извиваться, пытаясь увернуться от ударов, но всё было напрасно. Здоровяк был опытным укротителем, и вскоре девушка, выбившись из сил, повисла на цепях, уронив голову на грудь.
— Кто купит эту драную кошку? — гаркнул распорядитель.
— Две монеты, — раздался возглас из толпы.
— Кто больше? — поинтересовался детина.
Желающих поднять цену не нашлось, и девушку грубо спихнули с помоста в руки её нового хозяина, оказавшегося хлипким старикашкой. Плотоядно улыбаясь, он схватил свою новую рабыню за руку и потащил сквозь толчею, что-то бормоча себе под нос. А на помост выталкивали уже следующую рабыню.
Алиса терпеливо ждала своей очереди. Наблюдая за другими девушками, она не понимала, почему они плачут.
— Ведь это так прекрасно — быть в чье-нибудь собственности, — думала она, — Подчиняться своему господину. Да, конечно, он может побить свою рабыню, оставить без еды. Наверно, в этом есть смысл. Рабыня должна быть покорной.
— Что глаза выпучила? — внезапно над самым ухом раздался чей-то грубый окрик, — Быстро на помост, бездельница!
И сильный удар плети обжег ягодицу. Алиса, как ужаленная, подпрыгнула и выбежала на помост. К удивлению публики и распорядителя, она сама скинула одежду и предстала перед покупателями во всей своей красе.
Цена быстро поднималась, и девушка видела, как её прежний хозяин потирает руки, предвкушая солидный барыш. Он сладострастно улыбался, глядя на рабыню, и всякий раз кивал головой, когда называлась новая более высокая цена.
— Даю сотню! — вдруг раздался чей-то громкий возглас.
Толпа зашумела, а к помосту, бесцеремонно расталкивая всех локтями, направлялся молодой человек, одетый в просторную цветастую рубаху и потертые штаны. За ним шествовали еще двое юнцов, попутно задирая не успевших отойти в сторону граждан.
— Вадик! — не сумев справиться с удивлением, воскликнула Алиса.
— Для тебя, сучка, я не Вадик, а твой господин! — крикнул парень и швырнул распорядителю увесистый мешок с деньгами.