— Эй, парень! — атаман повернулся к Куллу, — Ты ведь жил в замке долгое время. Должен знать потайные ходы. Я уверен, их там множество.
— Два, — уточнил гигант, — Один ведет из подземелья к берегу моря. Выход где-то в скалах, я точно не знаю. Второй ход начинается под комнатой графа, проходит под стеной и выходит в ближнем леске.
— Где именно, знаешь? — спросил Гант, — Я там каждую корягу знаю.
— В дупле старого дуба, — без запинки ответил Кулл, — Этот проход прорыли недавно. Потом всех, кто там работал, Лазар отправил в каменоломни.
— Вот сволочь! — выругался Гант, — Предусмотрительный, гад!
— Позвольте, хозяин, — Кулл склонился к Горну.
— Говори, — разрешил тот.
— Господин атаман, — негр начал говорить, — Конечно открытого боя мы не выдержим. Но я, кажется, понял Вашу мысль. Мы можем сделать так, чтобы все подумали, что это — самое обычное ограбление. Украдем девушку, пошарим в замке и сбежим. Граф даже не поймет, кто это был.
— Твоему хозяину нужна голова Лазара, — усмехнулся Гант, — Девчонка, конечно, тоже неплохая пожива, но Себастьян должен заплатить по счетам. Об этом многие мечтают, но боятся восставать. Научены.
— Как это? — не понял Горн.
— Граф Лазар потопил в крови восстание крестьян пять лет назад, — начал Горн, — По всей длине дороги, ведущей в город, стояли столбы с насаженными на них бунтовщиками. А главных зачинщиков, которых удалось поймать, колесовали на площади на глазах у всего города. Слава Богам, меня тогда в этих краях не было. «Циклоп» рассказывал, что прибыла целая армия из столицы, чтобы усмирить недовольных. С тех пор люди называют это время Великой Резней.
— И с тех пор сидят тихо, — заключил Горн, — Да-а, не весело! Выходит, на поддержку надеяться глупо и бессмысленно. А своими силами мы можем не справиться. Я тебя правильно понял?
— Не совсем, — усмехнулся Гант, — Я-то пойду с тобой, и мои люди тоже не отстанут, но большой бучи ждать не приходится. Но ты не грусти. Я поговорю кое с кем из местных «королей». Может быть, они присоединятся, но с ними придется делиться добычей. А аппетиты у них неуёмные, сам понимаешь.
— Мне нужна Ливия и голова брата, — твердо заявил юноша, — Остальное — на ваше усмотрение.
— Тогда отдыхайте, — атаман поднялся со своего места, — А я пройдусь по рынку.
ГОСПОДИН И ЕГО РАБЫНЯ
На полянку я пойду
И цветочки соберу.
Я сплету из них венок,
Будь доволен, мой дружок!
Ливия открыла глаза, услышав чей-то тихий голос, который пел эту известную песенку. Девушка осмотрелась по сторонам, но никого не увидела. Свеча в камере давно погасла, а больше к ней в темницу не заходила ни одна живая душа.
— О, Боги! — прошептала она, — Неужели, это я пела? Я схожу с ума.
В кромешной темноте перед её глазами плясали неясные размытые силуэты, в ушах стоял нудный звон. Липкий вязкий тягучий страх постепенно овладевал сознанием, забираясь глубже в её душу, терзал её, разрывал на части, душил изнутри.
Рабыня свернулась калачиком и закрыла глаза, надеясь, что призраки оставят её в покое. Но эти твари, будто, издевались над своей жертвой. Их силуэты, похожие на легкий едва заметный дымок, извивались вокруг пленницы, перепрыгивали через неё, забирались на спину, хватали за волосы. Ливия отчаянно мотала головой, дергала плечами, брыкалась, но бестелесные мучители с еще большим азартом наседали на неё.
Когда ужас достиг высшей точки, Ливия пронзительно закричала и забилась в оковах. Кольцо, стягивавшее запястья, врезалось в кожу, раздирая её до крови, ошейник вдруг стал тяжелым и узким. Рабыня почувствовала приступ удушья. Тяжелая цепь тянула её куда-то вверх, но обессиленное тело не хотело подчиняться разуму.