Отец ни о каком долге нам никогда не рассказывал. Но в этот вечер он рассказал, что когда-то взял взаймы небольшую сумму на приобретение товара. Но эти деньги он давно отдал. Но эти люди ничего не хотели слушать. Уходя, они пообещали, что придут на следующий день.
А ночью я услышала страшный грохот. Потом в мою комнату вошли двое мужчин, вытащили меня из кровати, сорвали одежду, в которой я спала, и вытолкали на улицу. Отца, маму и брата я не видела. Что с ними сталось, я так и не узнала.
Ливия замолчала, и уставилась на огонь. Горн нежно поглаживал девушку по волосам, терпеливо ожидая, когда она продолжит свой рассказ. Он понимал, что невольно заставил её пережить события той страшной ночи. Он видел, как подрагивает её рука, слышал её дыхание.
— На сегодня достаточно, — сказал юноша, — Иди спать, рабыня.
Но вечером следующего дня он попросил Ливию продолжить рассказ. Рабыня устроилась на полу около кресла своего хозяина, как и в прошлый раз, положила свою голову ему на колени, глубоко вздохнула и продолжила историю.
— Оказалось, что не меня одну ночью вытащили из постели. Там было еще около двадцати девушек. Некоторые были совсем еще девочки. Охранники засвистели плетьми. Нас куда-то погнали. Всю дорогу нас избивали, кричали, обзывали. Я заметила, что у некоторых девушек руки скованы за спиной тонкой металлической скобой.
Потом нас заперли в каком-то грязном вонючем сарае. Там не было даже соломы. Но все девушки были так измучены, что повалились прямо на земляной пол. Стало тихо, лишь иногда то из одного угла, то из другого доносился тихий плач.
Потом пришли двое охранников. Они долго бродили между нами, что-то высматривая. Потом схватили двух девушек и уволокли с собой. Сквозь дырявые стены мы слышали, как солдаты насиловали и избивали этих несчастных. Возвратили их в сарай только перед рассветом. Девушки были грязными, измученными, на их телах не было живого места от ссадин и синяков.
Нас подняли рано утром. Охранник принес котел с какой-то кашей, но ни мисок, ни ложек нам не дал, а только зло оскалился и рявкнул, чтобы мы поторопились с едой. Но есть это варево было невозможно. От него несло тухлой рыбой и гнилью. Кого-то вырвало от одного запаха. Но нашлись и те, которые набросились на эту гадость. Особенно жадно ели девушки с закованными руками. Они отталкивали друг дружку плечами, толкались ногами, даже кусались. Как они могли есть эту отраву?
А потом нас погнали дальше. Был разгар лета, и жара стояла невыносимая. Но солдаты нас подгоняли плетьми, но, не смотря на наши стоны и мольбы, пить не давали. К вечеру мы все были измучены и еле волокли ноги. Несколько пленниц по дороге умерли, но солдаты даже не потрудились их отнести в сторону, а так и оставили лежать у всех на виду.
Так продолжалось три дня. Утром нас снова выгнали из сарая, где мы ночевали, и выстроили в ряд. Появился какой-то важный господин. Он чинно ходил вдоль ряда и внимательно рассматривал каждую девушку, ощупывал её, как скотину, запускал руку в рот, проверяя зубы. Потом он что-то сказал старшему охраннику и сунул в руку небольшой кошель. Тот довольно закивал и ушел, а вместе с ним ушли и остальные солдаты.
Я заметила, что среди нас уже не было тех девиц со скованными руками. Их еще ночью куда-то отвели. Моя соседка сказала, что их повели в карьер на работы. На большее эти девки не годятся. И еще она сказала, что нас выставят на продажу.
Появились другие стражники, а вместе с ними несколько девушек в длинных холщевых платьях и кожаных передниках. У каждой из них на шее был железный обруч, а ноги были скованы кандалами. Моя соседка сказала, что это рабыни-служанки, которые должны будут подготовить нас к торгам. Я удивилась, откуда она всё знает, но девушка только усмехнулась и ничего мне не сказала.
Нас отвели в чистое помещение, похожее на баню. Там рабыни нас долго мыли, расчесывали, умащали различными мазями и снадобьями. Я лежала на мраморной скамье и наслаждалась прикосновениями маленькой рабыни, склонившейся надо мной. Её руки были такими нежными и мягкими, что я даже забыла, где нахожусь, и что со мной случилось. После нескольких дней духоты и избиений, голода и издевательств эта баня показалась мне даром Богов.
Пища была хорошей, девушки заботились о нас старательно. Нам даже выдали простенькие одежды и легкие сандалии. Но как-то утром в комнату, где мы жили, вошел стражник и велел следовать за ним. Мы шли по длинному коридору и вскоре очутились в огромном светлом зале с большими окнами и свисавшими с потолка тяжелыми светильниками. По стенам стояли маленькие диванчики, на которых восседали мужчины и женщины самых разных сословий. Я поняла, что сейчас начнутся торги.
Но случилось совсем неожиданное. На середину зала, где мы встали полукругом, вышел высокий худощавый мужчина в черном плаще и начал медленно обходить наш ряд. Он иногда задерживался около одной из девушек, долго смотрел на неё, а потом продолжал осмотр.
Подойдя ко мне, он пару мгновений смотрел на меня, потом приказал снять одежду. Я замешкалась, не зная, что делать. Тогда мужчина в плаще ухватился за рукав и сильно дернул. Материя треснула, и одежда соскользнула вниз.
— Руки за голову! — приказал он своим скрипучим голосом.
Я подчинилась, и мужчина начал ощупывать меня со всех сторон. Я закусила губу, чтобы не расплакаться, а он всё мял мои груди, живот, ягодицы, при этом цокал языком и что-то бормотал. Осмотр продолжался долго. Я еле выдержала всё это.
Потом он подозвал хозяина дома и сунул ему в руку увесистый кошель с деньгами. Я поняла, что продана и теперь принадлежу этому худому человеку.
Ливия снова замолчала. На глазах у неё появились слезы. Горн видел, какие душевные муки переживала его рабыня, вспоминая всё, что с ней произошло. Но ему хотелось услышать продолжение истории. Он снова погладил девушку по голове, пытаясь успокоить её.
Так закончился и этот вечер. И на третий день рабыня рассказывала господину историю своей жизни, а он слушал, не перебивая.
— Платье мне не вернули, а приказали снять и сандалии. Человек в плаще махнул рукой. Меня схватил за волосы какой-то солдат и утащил в маленькую комнатку рядом с залом. Мне приказали стоять смирно. Мои руки завели за спину и туго стянули ремнями запястья и притянули к телу. Потом связали ноги. Охранник, который привел меня в эту комнату, приказал открыть рот и затолкал туда большой кусок грубой ткани, а потом затянул рот ремнем.
Я пыталась сопротивляться, но всякий раз получала не сильный, но болезненный удар плетью по животу или груди. Потом мне натянули на голову мешок из плотной черной ткани. Я ничего не видела и плохо слышала. Кто-то взвалил меня на плечо и куда-то понес. От беспомощности и обиды я плохо соображала, поэтому не заметила, как оказалась в повозке. А потом и вовсе лишилась чувств.
Придя в себя, я не сразу поняла, где нахожусь. Вокруг было темно, холодно и сыро. Когда мои глаза постепенно привыкли к темноте, я стала различать очертания предметов. Оказалось, что меня посадили в маленькую камеру, которая находилась в подвале какого-то дома. Я в этой камере была одна, и от этого мне стало вдвойне жутко. Кроме всего, мои руки были скованы за спиной железным кольцом, как у тех девушек, о которых я рассказывала. На щиколотках были тяжелые кандалы, а цепь была толстой и очень короткой. Из-за неё я могла передвигаться только мелкими шажками. На шею был надет толстый кожаный ошейник, от которого к стене тянулась увесистая цепь, которая всё время оттягивала ошейник и душила меня.