— Как так? — вдруг стал серьезным Андрей, — она же на Дальнем Востоке жила?
— Ну да, можно и так назвать то место, где мы жили. Там мы росли, там же и расстались. Тебя интересует, какая она была? Хрен ее знает, не помню, вроде такая же и была. Ее никто не мог понять, у нее постоянно были какие-то причуды. Училась она хорошо, болтала всегда много, очки носила, меня лысым называла. Кстати, парень оттуда приезжал к ней, ты помнишь, наверно. Все звал куда-то Ромашку, та ни в какую, осталась здесь. Он еще говорил, что ты его чуть не убил.
— Он преувеличивает, хотя надо было бы, — Андрей рассеялся.Они дружно закурили.
— Я смутно помню школу, Ромашка, кажется, сидела за мной, и я у нее всегда списывал. Во втором классе мы с ней даже дружили! Ха, я ей портфель всегда таскал. Ох, и тяжелый он был, она вечно в него накладывала полно всяких книг, что брала в местной библиотеке. Как будто специально меня мучила.
— А потом что было, почему ты ее видел только до девяти лет?
— А потом меня забрала тетя, Ромашка осталась, вот и расстались. Я с тех пор живу здесь, два года назад она приехала, но мы с ней толком так ни разу не говорили, у нее вечно дела какие-то.
В разговор вступил Серега.
— Как приехала сюда, никого не знала, но твоя бабушка пристроила ее. Они легко нашли общий язык, что, в принципе, не свойственно неугомонной Танюхе. Вот бабулька и пристроила ее, хотя если бы не она, то черт знает, смогла бы Танюха тут прижиться… Поначалу, как устроилась на фабрику, бухала по страшному, наши девки по жизни угарали с ней, она, как выпьет, такую околесицу начинает нести, ты бы слышал! Но потом потише стала, вернее, поспокойней, тут еще по дому забот прибавилось, как бабушке твоей уж совсем плохо стало. Очень жаль, что ты уедешь, ей тяжело теперь одной будет, она же, как приехал, буквально бредит по тебе, словно ты ее приворожил.
— Действительно, Андрей, ты точно решил? Я, конечно, не отговариваю тебя из-за того, что сам на твоем месте поступил точно так же. Но все-таки подумай.
— В том-то и дело, что так поступил бы почти каждый, а вот на самом деле все оказывается гораздо сложней… Ну, сами подумайте, какая тут жизнь? Гавно ведь, по сути дела простое прозябание.
— Да нет, ладно уж… Побольше плана, и нормально, как-то не думается.
— Я так не могу, я хочу чего-то большего, тем более, когда оно само летит мне прямо в ладони.
— Дерзай, механик, тебе решать.
Они попрощались, и Андрей, перепрыгивая через лужи, побежал домой. Дома стояла тишина, и лишь ровное дыхание в углу выдавало присутствие спящей девушки. Андрюха скинув мокрую куртку, подошел к кровати и сел возле притихшей подруги.
«Спи, моя Ромашка. Какой сон сейчас терзает твое воображение? Где ты сейчас? Кружишь вальс с каким-нибудь князем или скачешь верхом на лошади? Паришь над землей, как райская птица или скучаешь в глухом подземелии? Говорят, что сон длиться всего лишь миг, но что-то мне в это не вериться, я чувствую, что твои глаза сейчас блуждают далеко-далеко в окружении таких же неугомонных глаз. Последний день мы вместе, последний раз я могу гладить твои мягкие волосы. Впереди у нас последняя ночь. Когда сказать тебе, вечером или завтра утром… Не знаю. Я вообще уже ничего не знаю.»
Таня проснулась.
— Ты что-то сказал?
— Нет, я ничего не говорил, я так, думал.
— О тебе и о многом другом…
— Ложись рядом, а то холодно что-то.
Андрей подумал, не знобит ли ее, но, потрогав лоб, убедился, что температуры нет. Он снял с себе, успевшие уже испачкаться брюки Игоря и тоже забравшись под одеяло, ощутил жаркие прикосновения ее тела. Непослушные руки произвольно зажали девчонку в крепких объятиях. Он безумно хотел ее, и в то же время добровольно расставался со своей Ромашкой. Но первое все больше преобладало в тот миг, их губы сами нашли друг друга и слились в единое целое, представляющее неистовый поцелуй. Танюха откинулась на спину, расправила волосы и сделала глубокий вдох, ожидая новых ласк. Андрей замер над ней, как коршун. Его рука медленно прошлась по тонкой ночной рубахе и остановилась на уровне груди. Таня хотела казаться спокойной, но ее волнение выдавали руки, цепляющиеся за простыню и легкое вздрагивание бедер от неосторожных ласк парня. Все, отступать больше не имеет смысла да и нет сил и терпения. Он быстро скинул с девушки, ставший ненужным, тонкий покров одежды, сковывающий Танюшкину красоту. Неужели это прекрасное создание будет в последний раз получать наслаждение от их близости? Отогнав посторонние мысли, он медленно, аккуратно вошел в потаенные ворота Танюшкиной плоти. А она, горящая от счастья, по привычке, покорно отдавалась неистовому желанию, отвечая встречным посылом, давая понять о степени своего блаженства. Ее руки беспорядочно терзали то Андрюхину спину, то волосы, девчонка начинала изнемогать от ощущений, что неслись волнами по всему телу и, сломя голову, залетали в распахнутые настежь ворота. Она, крепко зажмурившись, полностью отключившись от всего земного, кричала от сладкой боли, пронзившей ее тело, от внезапного взрыва, валящего наповал Андрюху, от их взаимности, единства и гармонии. Они были, как единый эротический механизм с четко подогнанными деталями, но не пущенный в массовое производство. Таня, как не один жестокий спортивный тренер, изматывала Андрюху до полуобморочного состояния, сама при этом уставая до изнеможения. А сейчас, лежа на боку возле обалдевшего парня, рабыня своей чувственности, дыша ему в ухо, не давала до конца отключиться. Именно это и было, наверно, для нее самый важным, наиболее значимым. Лежать возле любимого, шепча ему на ухо всякую чепуху и не думать ни о чем, даже самую капельку.
Андрей почувствовал, что не прочь бы покушать и приготовился встать.
— Ты куда? — протяжно спросила подруга.
— Поесть приготовлю.
— У тебя что, Дрюш, от секса крыша поехала напрочь? Лежи, я сама приготовлю.