— Шапочку тебе на зиму.
— Ты серьезно?
— Вполне.
Андрей задумался.
— Неужели ты на столько далеко вперед загадываешь?
— А кто знает, что будет. В любом случае я не прогадаю!
— Согласен. А где ты работаешь?
— Я швея, в городе окончила техникум, но работы толковой не было, а тут знакомые устроили меня, поселили у твоей бабушки. Поначалу было тяжело привыкнуть к этой жизни, я шарахалась от всего, но сейчас привыкла. Самое сложное в этой деревне это научиться делать вид, что живешь и думаешь, как все они, пастухи и комбайнеры. Мы здесь как древний оазис в пустыне и, следовательно, многое из того мы видим и ощущаем — это миражи. Иллюзия жизни, так бы я охарактеризовала то настроение, что преобладает в деревне. Скоро ты сам ощутишь на себе все это. Кажется, одна встреча уже была?
Андрюха с беспомощным выражением лица спал. Видимо ее слова действовали на него как успокоительное, как лекция на нормального студента, как трансляция заседания Госдумы.
Андрею нравились его сны. Они всегда бывали красочные и очень реалистичные, переносясь в другое измерение, он жил другой, запредельной жизнью. Он редко их запоминал, так буквально на пару дней, а затем какой-либо эпизод навсегда стирался из памяти. Часто, осознавая во сне, что это действительно сон, он творил так величайшие глупости, которые просто не мог позволить себе в реальной жизни. Особенно заманчивым было то, что он не хотел просыпаться в такие минуты даже во время кошмаров, а, напротив, с усердием шугая всякую нечисть, он отрывался в полной мере. Ему казалось, что во сне персонажи иначе реагируют на ситуации, оправдывая свои догадки тем, что там подчинено его фантазии, которая при всей разносторонности, всегда бывает однобока и необъективна.
Андрей проснулся, но Тани не было дома. Он вышел на крыльцо и стал считать проезжающие мимо комбайны. Почему-то дольше одного он не насчитал. Он ездил из стороны в сторону пока не заглох вдали, возле речки. Темнело, но подруга все не возвращалась и Андрей начал волноваться. Наконец он не выдержал и решил прогуляться по деревне в надежде на нее наткнуться, но это произошло тотчас. Танюха, улыбаясь, шла домой явно навеселе. Андрей стоял посреди дороги, скрестивши руки на груди пока девушка не уткнулась в него.
— Где ты была?
— Да, у парнишки был рождения, сидели, отмечали.
— Ничего себе отмечали! — возмутился Андрей.
Таня перепорхнула через крыльцо и, молниеносно скинув туфельки, прыгнула на кровать. Андрей медленно подошел и сел рядом. Он не ожидал от нее такого поведения. Напротив, он считал, что она постарается показать себя с лучшей стороны, будет заботливой и внимательной. Но все расчеты полетели коту под хвост, и Андрей от отчаяния погладил Таню по волосам, и та зажмурилась, что говорило об ее блаженстве.
— Ах, как приятно, Дрюша! Я так тебя буду теперь называть, можно?
— Пожалуйста, называй, как хочешь, только вот почему ты мне ничего не сказала, я волновался. Ты же для меня не чужая, за эти дни ты стала мне не безразлична. Мне тебя впору подругой своей называть, а ты куражишься без спросу и приходишь домой,когда все нормальные люди давно спят. Танюша, не уходи никогда без спросу и бросай напиваться на всяких гулянках.
— Подругой стала… — медленно протянула она и вся засияла, — вот те раз… я рада этому… Но все равно ты многого не понимаешь! У тебя была когда-нибудь подруга, возлюбленная?
— Конечно, к чему это?
— К тому, что придется заняться тобой основательно, ладно, посиди, сейчас ужин приготовлю, потом поговорим.
Андрей был снова не в понятках о том, что она имела в виду и, глядя на ее стряпню на кухне, крутил в голове бесконечные варианты. Он вдруг признался себе, что она неплохо готовит. В городе такого не было, мать жила отдельно, а младшая сестра училась в школе, и ей было не до этого. Но зная свой характер, он вспоминал, что те навороченные блюда под названиями «яичница» и «картошка», не шли ни в какое сравнение с Танюхиной стряпней. Тут была фантазия и кулинарный талант, делающий блюда маленькими вкусными произведениями искусства. Ход этих сладких мыслей прервал ароматный запах из противоположного конца дома. К тому же что-то жутко звенело, видимо Татьяна по пьяни, делала что-то не очень аккуратно. Наконец, приготовление ужина было закончено, и Танюха с удивительно серьезным видом оповестила весь дом о грядущем ужине.
В этой деревне люди относились к ужину с особым вниманием. Он проходил обычно в полумраке, с зажженными свечами и служил как бы финальной точкой для тяжелого трудового дня. После него большинство медленно направлялись в постель, чтобы с новыми силами встретить следующий день и также посвятить его изматывающему труду на благо родного колхоза. Лишь для местной шпаны ужин являлся началом бурной деятельности, ночным шатаниям по округе.
В нашем же доме как раз и начинался этот таинственный ритуал в кругу импровизированной семьи. И на этот раз Таня не подвела. Она проходила тот тернистый путь к сердцу мужчины через желудок. На подступах к сердцу Андрюхина ревность соорудила баррикаду, из-за которой ехидно высовывалось возмущение. Но наступление все не начиналось, и ревность послала возмущение с белым флагом чтобы заключить перемирие: насытившись, за чашкой чая Андрей, наконец, спросил:
— Ты мне что-то хотела сказать, вроде как заняться мной хотела?
— Не помню… ах да, точно, мой горожанин. Ух, не соображаю ничего, голова кружится, ну ладно. Ты бранишь меня за то, что сегодня была на дне рождения у знакомого, что тебе собственно не понравилось?