Все, включая шагающую врастопырку Алинку, в кровавой простыне, и бледного, ковыляющего Башкира, сгрудились вокруг человека, лежащего за тлеющим диваном, и прикрывающего голову руками.
— Нет, — сказал Азот, вглядываясь. — Такие пленные нам не нужны. Я и сам знаю больше, чем он. Ничего это говно нового не скажет. Только соврет.
Егоров поднял пистолет и прицелился. Человек заскулил, и поднял ноги в кедах, закрываясь от пули.
— Нет, — сказала Алинка, — Дай мне. Это мой. Бывший.
— Нет, — сказал Башкир синими губами, — Мне дай. Это мой.
Егоров задумался, поколебался, затем протянул свою «беретту» Башкиру, висящему на шее Азота.
— Извини, Алинка. Ты натерпелась, конечно но Башкир обещал. Я лично слышал. И вообще, это не бабское дело. Если уж ты заявляешь что Башкир твой мужик, то тебе его надо слушаться. В таких вещах особенно. Пусть здесь он решает. А ты уже дома у него командуй.
Егоров осторожно кинул взгляд на Егорову-Егорову, но та согласно кивнула. Башкир взял пистолет в немеющую ладонь и стал целиться в лоб гавнюку, постоянно проваливая ствол в вялой руке. Алинка оскалилась, и подхватила Башкира под локоть и за запястье.
— Не надо, — сказал Кирюша, прячась за подошвами кедов. — Зачем же так сразу?
— Я же тебя предупредил: в тот же день умрешь, — совсем уже шепотом сказал Башкир, и выстрелил. Алинку качнуло отдачей. Кирюша разбросал кеды, зажал разорванное горло, захрипел, и пополз, дергая ногами и упираясь головой в перевернутый стол.
— Мама — тихонько позвала Алинка. — У Коли из-под рубашки течет. Мокрое все. Его ранило, наверное.
Все обернулись на Башкира.
— Хуйня, — сказал Башкир. — Даже не больно.
— Все, — сказал Егоров. — Здесь само разгорится, и сгорит до углей, а мы — на выход. Надо Башкира лечить.
***
И наткнулись во дворе на двух черных круглоголовых насекомых, с матовыми безликими непроницаемыми мордами, в хитиновых мотоциклетных панцирях, выпятивших перед собой хищные дудки навинченных на стволы сайленсеров.
Черные насекомые грамотно разошлись по сторонам, принимая всю компанию на выходе под перекрестные директрисы огня.
Азот и Егоров застыли, удерживая между собой обвисшего, тяжелого Башкира, сжимая в свободных руках бесполезный арсенал. Егорова-Егорова медленно подняла руки вверх. Алинка, удерживая на груди простыню, попыталась спрятаться за косяк двери.
Меньшее по размеру насекомое, явно самка, повела по сторонам круглой черной башкой, потом осторожно подняла трубку глушителя вверх, успокаивающе помахала им над головой, и стащила насекомый мотоциклетный шлем с головы, выплеснув оттуда снежные волосы.
— Что, опоздали? — спросила Бьют. — Все уже? Вот, пиздец, и всю жизнь так. Лизку не на кого было оставить, соседей нагрузили. Няню за пять минут не найдешь. Мы бы раньше подъехали. Я вообще за Васькой всю дорогу сзади сидела, джи-пи-эс смотрела, в жопу его толкала, чтобы поворачивал правильно.
Поваленный мотоцикл лежал напротив ворот дачи, блокируя, на всякий случай, выезд.
— Ты можешь Башкира посмотреть, Вася? — спросил Егоров. — Ты же бывший доктор. Зацепило его малехо. Домой его везти, или в больницу?
Вася убрал пистолет в тактическую кобуру, снял черный шлем и опустился над Башкиром, опрокинутым на спину. Задрал ему рубашку и уставился на черную кровь, вяло текущую их небольшой дырочки под правым нижним ребром.
— В больницу, — сказал Вася. — Быстро, блядь, везти. Очень быстро. И аккуратно. Резать надо и зашивать. Лежачим везти, не на сидении, и не трясти по дороге. Чей это микроавтобус стоит?
— Трофейный.