Азот ласково потрепал женщину по загривку, подтянул к себе, чмокнул в пахнущую спермой щечку и закрыл за собой дверь.
Потом дверь опять открылась.
— А Кирюше я скажу, чтобы он больше тебя не трогал. Иначе я его самого в бордель работать устрою, очко тренировать. Взрослый мальчик, пора ему своих баб иметь, а не чужих мацать. Считай это дополнительным бонусом за твою будущую услугу. Все, я пошел. Побрейся везде, и чтобы такого, как сегодня, в твоей попе больше не было. Пока, Ксюш.
***
— Ф-фух! — сказала Алинка, вваливаясь в машину Башкира, — Извини, опоздала. Волосы долго сохли.
— Ели бы ты не опоздала, — мрачно сказал Башкир, — Я бы волноваться начал. Вдруг что-то с тобой случилось?
Алинка насмешливо фыркнула, и впилась губами в бычью шею Башкира, заползая руками под его рубашку, оглаживая ему грудь и руки. Башкир плотно прижал девушку к себе, перетащил одним рывком с соседнего сиденья на колени, зарываясь носом в рыжее-кудрявое. От Алинки пахло зеленой ивой, чистым прудом, нежарким летом, детским велосипедом, футболом до потемок, сливочным мороженым и всем самым-самым лучшим в мире, что только было во всей его, Башкировой жизни.
Башкиру захотелось сказать что-то очень хорошее, что он не обижается на опоздание, и принимает жизнь такой, как она есть, потому что у него в жизни и так перебор счастья с Алинкой, а подождать часок совсем не трудно, и вообще
— Поехали отсюда нахуй, — сказал Башкир. — Тут стоять нельзя. Сейчас мусора припрутся.
— Куда поедем?
— А куда ты хочешь?
— Никуда не хочу, — сказала Алина, обливая своим рыжим медом Башкира, сжимая вокруг него горячие колени и заливаясь к нему в штаны. — Мне с тобой все равно куда. Поехали туда, где никого нет. Поехали к тебе, Коля? Насовсем поехали. У тебя зубная щетка есть? Купи мне зубную щетку, Башкир. Дома только тряпки остались, тряпки мне не нужны. А тетя Таня и так приедет. Она меня любит, и куда угодно приедет.
И опять на Башкира упала бетонная плита, он заворочался на сидении, вызволяясь из-под жарких Алинкиных бедер.
— Я это ебана — сказал Башкир. — Так нельзя Егоров, и вообще. Мне даже Егоров похуй, но вообще. Непорядок. Нельзя так.
Он хотел сказать, что нельзя нарушать порядок жизни, что полтора года — небольшой срок. И что он, Башкир, всегда будет рядом, и даже ближе. И что ему тоже трудно ждать полтора года, но он будет поднимать на мускул этот срок, как вес в качалке. И что он готов купить вагон зубных щеток, эшелон зубных щеток, да все, все зубные щетки в мире. И даже Егоров ему похуй, но так нельзя.
Что больше всего ему хочется вытащить рыжую белку из треугольного здания регистрации, в свадебном платье, сшитом из золота, света и музыки Морриконе на улицу, размотать ее рыжие кудряшки, поднять высоко над головой, и сказать громко, на всю улицу — «Что, блядь, понятно? Кто вам тут Башкир? Вы это видите — что я держу? А вам всем сосать! Вы такое не подержите в своей жизни! Это мое!»
И что Егоров сейчас не простит, а Егорова-Егорова не простит вообще никогда, и что все они прекрасно знают, и понимают, что у Башкира с Алинкой происходит но одно дело обжиматься в машине, а другое — забрать насовсем, и среди своих так поступать не положено.
— Да ну его нахуй, — сказал Башкир. — Ебана. В кино поехали. Там что-то показывают, наверное.
Алинка отвердела бедрами, перетащила с Башкира ногу, убрала руки и полезла на свое сидение.
— Это потому что я шлюха? — прямо спросила она. — Ты брезгуешь, да, Башкир? Тебе целочка нужна? Типа, меня половина Европы переебла, и треть Азии тоже, так ты меня к себе домой не пускаешь, чтобы потом пол лишний раз не мыть? Раскладушку после меня чтобы не выбрасывать? В машине так и будешь меня всегда пердолить? Как пионерку?
Башкир подавился мыслями.
Несправедливость была настолько чудовищной, что он не нашел даже остатков слов, чтобы объяснить Алине происходящее. Он подвигал челюстью, собрал обломки корней и суффиксов разрушенных слов, перемешал их в голове и выдал.
— Да нахуй иди, сука, с такими предъявами.
Алина хлопнула дверью так, что машина качнулась.
***