В комнату лился лунный свет — время было уже за полночь… Колька подполз на коленях к лежащему с поднятыми ногами Владу ближе и, одной рукой упёршись в матрас — нависнув над Владом, другой рукой направил свой член, — Влад почувствовал, как смазанная головка твёрдо уперлась ему в промежность… корректируя, Влад прошептал:
— Ниже… ниже немного… — И, затаив дыхание — держа двумя пальцами член у самого основания, Колька, послушно переместив головку члена ниже, почувствовал, как она вписалась — упёрлась — в небольшое углубление.
— Попал? — Колька замер, вопросительно глядя Владу в глаза.
— Кажется, да… — чувствуя, как головка члена надавила на мышцы сфинктера, отозвался Влад… и — не зная, чего ожидать дальше, а потому невольно напрягаясь, Влад тихо выдохнул, глядя Кольке в глаза: — Всовывай…
Колька, затаив дыхание, медленно надавил членом на туго стиснутое очко — и хорошо смазанная головка, разжимая мышцы сфинктера, вскользнула вовнутрь, — Влад, невольно дёрнувшись, закусил губу… головка члена была т а м! — Колька почувствовал обжигающую сладость лежащего под ним Владова тела и, не в силах сдерживать себя — двигая вперёд бёдрами, стал тут же вдавливать член дальше — вглубь… член вскальзывал всё глубже и глубже, медленно исчезая между ног Влада, и Кольке казалось, что член его по мере исчезновения словно растворяется внутри Влада, становится странно невесомым, почти неощутимым — и вместе с тем Колька чувствовал, как у самого входа член туго обжимается и потому скользит впритирочку, доставляя неизъяснимое наслаждение… член был уже наполовину т а м, когда Влад, неожиданно вцепившись в Колькины бёдра, стал с силой отталкивать Кольку от себя:
— Вынимай, бля… Колёк, вынимай… не могу я! — Влад, выгибаясь под Колькой — гримасничая от боли, хватал ртом воздух… и Колька, не ожидавший такой реакцией, на мгновение замер, но этого мгновения оказалось достаточно, чтобы Влад, изловчившись, оттолкнул Кольку от себя.
— Ты чего? — Колька, всё так же нависая над Владом — не меняя позы, обескуражено округлил глаза; член его, выскользнув из очка, неподвижно застыл, распираемый небывалым возбуждением. — Я ж засунул… я уже засунул! Чего ты…
— Больно… — перебивая Кольку, прошептал Влад — и, словно оправдываясь, тут же добавил, потирая ладонью промежность: — Горит всё в жопе… как наждаком, бля…
— Это сначала… — перебивая Влада, зашептал Колька. — Сначала… а потом — ничего… терпеть можно… слышишь? — можно терпеть… давай, Влад… еще раз… слышишь? — я же вытерпел… давай!
— А ты, бля… ты не спеши! Хуля ты спешишь? Не торопись, Колёк… понял? Медленно надо, постепенно… чтоб очко привыкало… понял? — Влад, снова обхватив ладонями колени, прижал ноги к груди. — Давай… ещё раз…
Колька мог бы ответить Владу, что Влад сам, когда вгонял свой член в очко, не очень-то медлил… наоборот, он делал это как захватчик, и Кольке точно так же было больно, но говорить об этом сейчас было совершенно неуместно — и Колька, вновь пристраиваясь к раскрытым ягодицам Влада, лишь кивал головой, изнывая от юного нетерпения, — голый Влад, лёжащий на спине с прижатыми к груди ногами, был готов к новой попытке, и это для Кольки было главное: ощущая во всем теле сладость юного нетерпения, Колька уверенно направил свой член между ягодицами — в очко: обнаженная головка ткнулась в маленькое углубление стиснутого входа, Колька почувствовал это — почувствовал, как пульсирует под головкой члена туго стиснутый Владовов входик… и, от напряжения приоткрыв рот — вопрошающе глядя Владу в глаза, Колька начал медленно, очень медленно давить членом вперёд, разжимая головкой мышцы сфинктера…
Влад морщился, кусал губы, с шумом хватал ртом воздух, но — Кольку не останавливал, терпел, — нависая над Владом, Колька засовывал осторожно, делая короткие остановки после каждого толчка вперёд… так, миллиметр за миллиметром, член постепенно вошел весь — полностью, — Колька упёрся лобком в промежность Влада и, чувствуя обжигающую сладость абсолютного слияния своего тела с телом Влада, замер, глядя Владу в глаза…
— Засунул? — оторвав ноги от груди, Влад опустил икры голеней на Колькины плечи.
— Ага, — подаваясь вперёд, глухо отозвался Колька.
— Целиком?
— Вроде…
Колька сказал \»вроде\», и Влад, то ли не расслышав, что Колька ему ответил, то ли желая убедиться сам, что член действительно засунут в его очко до самого основания — целиком, скользнул ладонью к своей промежности, — Колька почувствовал, как пальцы Влада коснулись его лобка… точно: член был т а м, и был он там п о л н о с т ь ю — весь, целиком, до самого основания…
Влад был старше на год или даже на полтора, но это опять не играло никакой роли, — двигая бёдрами, Колька долбил Влада в очко, и лунный свет, щедро льющийся в комнату, серебром омывал юную страсть… ноги Влада, лежащие на Колькиных плечах, колыхались в такт толчкам, на лбу Влада выступил пот, обжигающая боль тупо раздирала изнутри, но Влад не торопил Кольку — не отвлекал его словами, надеясь, что так Колька быстрее кончит… член, туго обжимаемый кольцом сфинктера, скользил, словно поршень, взад-вперёд, — Колька, горячо дыша приоткрытым ртом, двигал бёдрами… наслаждение, и без того сильное, необыкновенно сладостное, с каждым толчком делалось все сильнее… сильнее… сладость нарастала — и вдруг, содрогнувшись, Колька замер, кончая… всё!
Огнём опалившая сладость плавилась между ног всего мгновение, но это было то самое мгновение, из-за которого… и так далее, — Кинси писал в 1948 году: \»С самого начала истории гомосексуализм составлял значительную часть человеческой сексуальности, особенно потому, что он является выражением заложенных в человеке его основных качеств\», — и наслаждение, получаемое от однополого секса, было и остаётся одним из самых сладчайших наслаждений, которые способен испытывать человек.
Колька, оттолкнувшись от Влада, рывком вытащил член из очка — и Влад, чувствуя, как жжение в очке, освобождённом от распирающего давления скользящего взад-вперёд члена, тут же исчезло, с облегчением опустил ноги, — Колька, не глядя на Влада, потянулся за полотенцем…
Какое-то время они молчали… они лежали рядом в лунном свете, щедро льющимся в палату через два небольших окна, лежали на полу — на сдвинутых матрасах, оба голые, оба устало опустошенные — полностью удовлетворённые, и оба они — и Колька, и Влад — думали о том, что случилось с ними этой ночью, — они, молча лежавшие в лунном свете, думали об одном и том же… ещё утром они не знали, как друг друга зовут — они были в разных отрядах, и у каждого из них в была своя компания: они видели друг друга в лагере на протяжении всей смены, но никогда не общались — не разговаривали… ещё вечером, за ужином, проведя до этого вместе — вдвоём — почти целый день на море, они оба ни о чём подобном не помышляли… и даже, когда сидели перед отбоем в беседке и уже собирались идти спать, они оба ещё не подозревали, что может случиться в принципе и что случается в реальности, когда мальчишки остаются вдвоём — ночью на одной постели… они оба — и Влад, и Колька — ничего такого не предполагали, ни о чём таком не думали, и вдруг — это внезапно возникшее, непонятно откуда взявшееся притяжение с необъяснимой силой потянуло их друг к другу, и они, подхваченные струящимся в окна лунным светом, закружились в жарком танце своей юной страсти… и потом, когда страсть уже понесла их, у них у обоих даже мысли не возникло как-то этой страсти воспротивиться, — страсть, у обоих впервые вспыхнувшая, упоительная и сладкая, не терпящая отлагательства, несла их на всех парусах, надуваемых лунным светом, несла к неведомым берегам… и — то, о чём они оба лишь слышали, но о чём оба никогда не мечтали, с ними так естественно и так просто случилось: клейкая сперма на животах… вафельное полотенце… крем от солнечных ожогов… обжигающая боль и неведомое ранее, не менее обжигающее наслаждение… так что же, собственно, с ними случилось — что с ними произошло?
— Влад… — прошептал Колька, первым нарушая молчание. — Ты что — уже спишь?
— Нет, — отозвался Влад.
— Я тоже не сплю, — Колька повернул к Владу голову. — О чём ты думаешь?
— А ты? — прошептал Влад, поворачивая голову к Кольке.