Отъезд был назначен на утро, и уже с самого утра, выстроившись в колонну, у ворот лагеря стояло семь новеньких \»Икарусов\» плюс две машины милицейского сопровождения. Часть ребят — те, что ночью улетали самолётом в Хабаровск — накануне вечером уже покинули лагерь, и вот теперь уезжали все остальные, — этих, остальных, \»Икарусы\» должны были увезти на железнодорожный вокзал — к московскому поезду. В лагере оставалось еще человек двадцать или может, чуть больше, но это были те, кто жил в городах и посёлках края и за кем должны были до обеда приехать родители или родственники на машинах своих… И за Колькой тоже должен был приехать к обеду дед — у Кольки уже была собрана сумка, но утром дед позвонил Мимозе, начальнице лагеря, и, объяснив, что приехать за Колькой он сможет только к вечеру дня следующего, попросил Мимозу дать Кольке возможность задержаться в лагере еще на сутки; собственно, смена уже закончилась, но дед сказал, что за эти сутки Колькиного пребывания в лагере он заплатит Мимозе дополнительно, и Мимоза возражать не стала. Сказав Кольке, чтобы он в обычное время приходил в столовую — обедать, ужинать, завтракать и ещё раз обедать — Мимоза забрала на хранение Колькину сумку, а Кольке велела прийти вечером за ключом от домика, чтобы он мог переночевать еще одну — последнюю — ночь…
До самого обеда к воротам лагеря подъезжали на своём транспорте родители тех, кому не нужен был ни самолёт, ни поезд, и к обеду в лагере не осталось никого… остался один Колька. В одиночестве пообедав в пустой столовой, Колька раз и другой бесцельно прошелся взад-вперёд по центральной аллее, не зная, чем ему заняться до вечера — куда себя деть. Можно было бы съездить в город или, проехав на автобусе до следующей остановки, спуститься вниз, на пляж, где были два кафе, но у Кольки не было ни копейки денег, и эти варианты тут же отпали сами собой. Еще можно было на море просто пойти — покупаться и позагорать, но купаться и загорать одному было скучно, и Колька, сев в беседке и оглядевшись по сторонам, достал из кармана пачку сигарет. Он уже хотел закурить, как вдруг неожиданно дверь домика, расположенного напротив беседки, в которой сидел Колька, бесшумно открылась, и в проёме показался пацан из первого отряда, — скользнув по Кольке заспанным глазами, он посмотрел вправо-влево и, зевая, направился к беседке.
— Был обед? — пацан сел за стол напротив Кольки.
— Был, — Колька кивнул головой. — Борщ ничего, а на второе — каша… я не ел. — Колька, сделав глубокую затяжку, запрокинул назад голову, выпуская изо рта кольца дыма. Ни вожатых, ни воспитателей в лагере уже не было, и открыто дымить, сидя в беседке, было в кайф.
— Мимоза! — неожиданно проговорил пацан.
— Где? — дёрнувшись, Колька закашлялся и, сбивая пальцем с сигареты тлеющий пепел, быстро крутанул вправо-влево головой.
— Или мне это померещилось… — пацан, глядя на Кольку, весело рассмеялся. — Ты в каком был отряде? В третьем?
— Ну! — Колька, ещё секунду назад так картинно выпускавший изо рта дым, понял, что никакой Мимозы в пределах видимости нет — что пацан его банально разыграл, и оттого, что он так легко повёлся на этот глупый розыгрыш, Колька почувствовал в душе лёгкую досаду.
— А чего ты ещё здесь — чего не уехал? — спросил пацан.
Не вдаваясь в подробности, Колька коротко объяснил. И, в свою очередь, не утерпев, поинтересовался тоже:
— А ты?
— Я ещё на поток остаюсь, — отозвался пацан. Они помолчали. Пацан был явно старше — на год или даже на полтора, но теперь в лагере никого не было, и эта разница в возрасте как бы сглаживалась — становилась несущественной. Колька подумал, что он не знает имени пацана. Он попытался вспомнить, как пацана зовут, но память ничего не подсказывала.
— Короче, что делать будем? Пойдём на море? — пацан смотрел на Кольку вопросительно.
— Пойдём, — кивнул Колька. И тут же, чтобы пацан не держал его за зелёного малолетка, добавил, поднимаясь первым: — Хуля нам здесь торчать?
Ворота были закрыты на замок, и на замок была закрыта калитка, но это обстоятельство мальчишек нисколько не смутило. Они беспрепятственно вылезли через замаскированную в ограждении прореху и, петляя по узкой тропинке, устремились вниз — к морю. Вообще-то, на пляж, закрепленный за лагерем, их возили на автобусах — дважды в день, и там, куда их возили, было всё оборудовано, а рядом с лагерем пляжа как такового не было, но зато это было близко, не больше пяти минут ходьбы, и пацаны — те, что постарше — нередко тайком удирали из лагеря после ужина или даже во время тихого часа, чтоб покупаться еще и, главное, покупаться без всякого надзора.
— Тебя как зовут? — посмотрел на Кольку пацан, когда они, раздвигая кусты, вышли на неширокую каменистую полоску, соприкасающуюся с уходящим к горизонту серебристо-синим морем.
— Колёк, — с готовностью отозвался Колька и, вслед за пацаном сдергивая с себя шорты, вскинул глаза на пацана: — А тебя?
— Влад.
Море было тёплое, и до вечера они купались и загорали, обо всём позабыв; разгребая горячие булыжники, чтобы можно было лечь позагорать — они нежились под солнцем, а едва обсыхали, как тут же снова бросались в воду — и снова купались, прыгая в пенисто накатывающие на берег волны, и ещё — плавали наперегонки… загорали снова — и снова купались, — время пролетело совершенно незаметно, и Колька уже нисколько не жалел, что дед не смог за ним приехать вовремя. Когда солнце, медленно утрачивая дневной жар, стало приближаться на горизонте к кромке моря, а само море зарябило серебристыми дорожками, Влад вдруг спохватился:
— Мы на ужин не опоздаем?
Они окунулись еще раз и, толком не обсохнув — обтираться им было нечем, поспешили в лагерь… На ужин, конечно, они опоздали, но неожиданно у столовой они столкнулись с Мимозой, и та, критически оглядев их мокрые на задницах шорты, молча повела их в столовую через служебный вход. Главный вход в столовую был закрыт, но внутри столовой оказались две поварихи, старая и молодая: они драили громадные кастрюли, и Мимоза, театральным жестом развернув в сторону Влада и Кольки ладонь, попросила их накормить \»нарушителей дисциплины\».
— За тобой завтра дедушка приедет. А ты… — Мимоза перевела взгляд с Кольки на Влада, — остаёшься ещё на поток, и с тобой разговор будет особый. Завтра я время для тебя найду.
— Да чё я, Тамара Григорьевна… чё я такого сделал? — Влад, разыгрывая возмущение, округлил глаза.
— Я тебе, Владислав, что утром сказала? Чтоб с территории — ни ногой. Говорила я это? Да или нет?
— Ну, говорили, — нехотя согласился Влад, пододвигая к себе тарелку с хлебом.