Заяц, по-прежнему глядя в сторону — не отрывая глаза от пола, коротко дёрнул-качнул головой, то ли желая освободиться от цепко сжимавших пальцев Архипа, то ли таким движением головы давая понять, что рассказывать он ничего не будет, — дёрнув-качнув головой, Заяц одновременно с этим вновь попытался спрятать своё хозяйство в штаны, но и эта попытка тоже не возымела успеха.
— Хуля ты дёргаешься, солдат? — Архип, с силой сжимая, сдавливая пальцами шею Зайца, тут же другой рукой — ребром ладони — рубанул по рукам Зайца сверху вниз. — Я же сказал тебе… понятно, бля, сказал: стой спокойно! Или ты думаешь, что мы шутим?
Они, Заяц и Архип, стояли в центре неширокого прохода, по одну сторону которого была облицованная серым кафелем стена, а по другую сторону располагался ряд кабинок, причем ближе к стене стоял именно Заяц, — Архип, резким движением толкнув Зайца на стену, так же резко шагнул-качнулся вслед за ним сам, так что в следующее мгновение Заяц уже стоял, упираясь спиной в стену, а Архип его держал за шею не сзади, а спереди.
— Ну! Думаешь, что мы шутим… а мы, бля, не шутим — мы тебя серьёзно… серьёзно, бля, спрашиваем… будешь рассказывать?
Теперь Заяц стоял, вжимаясь спиной в стену, и Архип был от Зайца так близко — буквально лицом к лицу, что Баклану, возбуждённо скользнувшему взглядом вниз, показалось, что Архип своей оттопыренной, колом вздыбившейся ширинкой касается члена Зайца, — быстро сунув руки в карманы брюк, младший сержант Бакланов с наслаждением стиснул, сдавил правой рукой в правом кармане свой напряженно окаменевший член… сдавил с такой силой, что от сладости, набухшей в члене, невольно сжались мышцы сфинктера.
— Что мне рассказывать? — непонимающе прошептал Заяц, глядя в глаза Архипа.
Их лица были так близко друг от друга, что отвернуться Зайцу в сторону либо наклонить голову вниз было практически невозможно — и Заяц, поневоле глядя Архипу в глаза, теперь видел во взгляде Архипа какое-то непонятное, шумящее возбуждение, живым блеском наполнившее маслянисто потемневшие и оттого словно расширившиеся зрачки, а Архип, в свою очередь, в ожившем и потому вполне осмысленном взгляде Зайца, устремленном на него, видел действительное непонимание… и ещё — в глазах Зайца Архип видел вновь появившийся страх.
— Ты чего, бля, Зайчик… глухой? — почти ласково прошептал Архип, приближая ещё ближе своё лицо к лицу Зайца. — Или, может, ты сильно умный? А? Мы попросили тебярассказать нам, на кого ты в кулак играл — кого мысленно, бля, натягивал, хотел мысленно здесь оплодотворить… и вообще интересно узнать-услышать: хуй, бля, дрочить — это в кайф тебе, Зайчик… или как?
— Пустите меня… пустите! — Заяц, стоявший перед Архипом, резко дёрнулся, пытаясь выскользнуть из зазора, в котором он поневоле оказался, находясь между Архипом и стеной, но Архип, не давай Зайцу ускользнуть, тут же навалился на него всем телом — с силой вдавил своё тело в тело Зайца.
— Куда, бля? Стоять! — торопливо и вместе с тем напористо весело выдохнул Архип, обдавая лицо Зайца горячим дыханием. — Ишь, какой шустрый… сразу в кусты! — Архип, прижимаясь всем своим сладко гудящим телом к телу Зайца, возбужденно засмеялся.
Теперь их лица почти соприкасались; говорить в таком положении было неудобно, и Архип, желая от Зайца немного отстраниться, чтоб лучше видеть его лицо, ладонями рук упёрся Зайцу в плечи, одновременно с этим откидывая верхнюю часть туловища назад, отчего нижняя часть туловища автоматически подалась вперёд, так что пах Архипа еще сильнее — ещё ощутимей — вдавился в пах Зайца, — Заяц, и без того прижатый, придавленный к стене, ощутил, как в его член, уже потерявший упругость и потому обнаженной головкой смотрящий в пол, вжалось-вдавилось что-то твердое… очень твёрдое и вместе с тем ощутимо большое, — Заяц почувствовал своим пахом эту чужую, колом взбугрившуюся твёрдость, и в тот же миг его сознание запоздало озарила, словно ошпарила, обжигающая догадка — Зайц, почувствовав пахом чужую твёрдость и в то же мгновение поняв и осознав, ч т о означает эта нескрываемая, откровенно давящая твёрдость, непроизвольно обхватил ладонями Архипа за бёдра и, руками отталкивая его от себя, одновременно с этим инстинктивно раз и другой с силой двинул, конвульсивно дёрнул вперёд пахом, пытаясь помочь таким образом своим отталкивающим ладоням освободиться-вырваться.
— Ты, бля, смотри… ты, Саня, смотри, что он делает! — Архип, который был однозначно сильнее Зайца и которого по этой причине не то чтобы оттолкнуть, а даже сдвинуть малосильному Зайцу оказалось не под силу, повернул голову в сторону Баклана. — Мы, бля, с тобой ни сном ни духом, а он, бля… он, бля, как видно, уже приторчал — мне передком поддаёт, как бикса! Может, Санёк, он хочет… а? — Архип снова возбуждённо засмеялся и, вопрошающе глядя на стоящего, как истукан, Баклана, хрипло добавил — спросил: — Что ты, Санёк, на это скажешь? А?
— А хуля здесь говорить? — Младший сержант Бакланов, непроизвольно стиснув в кармане брюк повлажневшую от возбуждения головку члена, так же непроизвольно облизнул губы… и, в свою очередь вопрошающе глядя на Архипа, повторил еще раз, словно Архип мог его не расслышать: — Хуля здесь говорить?
— Вот, бля, и я о том же… — отозвался Архип, по-прежнему без особого труда удерживая отталкивающего его Зайца своим телом — с силой вдавливая, вжимая в пах Зайца возбужденно вздыбленный член… какое-то время — буквально секунду-другую — они, младший сержант Бакланов и рядовой Архипов, вместе бок о бок прослужившие полтора года, молча смотрели в глаза друг друга, и за эту секунду-другую у Архипа успела мелькнуть мысль, что, может быть, зря он позвал сюда Баклана — что с Зайцем он смог бы вполне управиться сам, а Баклан, в свою очередь, в эту секунду-другую со всей ясностью понял-осознал, что все его рисовки перед Архипом, когда он, младший сержант Бакланов, демонстрируя наличие опыта, снисходительно изображал из себя полового гиганта, ровным счетом ничего не значат и что теперь он в своём уже внятно осознаваемом, вполне конкретном желании разрядить сексуальный напряг на салабоне Зайце всецело зависит именно от Архипа, от него и только от него… секунду-другую они, младший сержант Бакланов и рядовой Архипов, молча смотрели друг другу в глаза, словно ждали один от другого ещё каких-то несказанных слов; наконец, вновь рассмеявшись, Архип с подчеркнуто бесшабашной лёгкостью произнёс, невольно дополняя своими словами слова Баклана: — Хуля здесь говорить, если надо действовать! — и, подмигивая Баклану, уже совсем определённо — вполне конкретно — добавил: — Хуля нам, пацанам, не попользоваться моментом!
Баклан не отозвался; возбуждённо тиская в кармане брюк напряженный член, он стоял истуканом, не препятствуя Архипу на его пути к новым, доселе неведомым берегам, но и никак не подталкивая его — ни жестом, ни словом не поддерживая… и Архип, возбужденный ничуть не меньше Баклана, отвернул от Баклана лицо — Архип вновь посмотрел на Зайца… у рядового Зайца было вполне симпатичное — располагающее — лицо; над верхней губой светлел юношеский пушок, и лёгкий, едва заметный пушок был на подбородке, так что сразу было видно, что Заяц еще ни разу не брился, — щеки его были матово-чистые, нежные, без всякого проблеска какой-либо заметной растительности; при ближайшем рассмотрении на носу — ближе к переносице — было несколько едва различимых мелких веснушек, придававших лицу Зайца выражение мальчишеской беспечности и даже отчасти наивности.
Наверное, окажись на месте Зайца любой другой салабон — в той ситуации, в какой оказался Заяц, и Архип теперь точно так же хотел бы другого… но случай столкнул Архипа с Зайцем, и теперь Архип, молодой здоровый парень, не отягощенный комплексами, хотел его — Диму Зайца; он хотел Зайца безусловно, просто и внятно, потому что был возбуждён, и это возбуждение, здесь и сейчас направленное на парня, было сейчас и здесь для Архипа так же естественно, как естественно было для него возбуждение, направляемое до армии на свою биксу, — Архип хотел Зайца не потому, что хотел-жаждал именно парня, а хотел потому, что естественная, самой природная заложенная бисексуальность, изначально свойственная каждому человеку, на данный момент проявилась-обозначилась в Архипе той гранью, которая предполагает реализацию сексуального возбуждения в однополом варианте… то мимолётное смятение, которое Архип почувствовал в самом начале — в первые секунды своего возникающего возбуждения, испарилось-развеялось, не оставив следа.
— Короче, бля, Зайчик… мы сейчас сделаем так… — Архип, глядя Зайцу в глаза, на мгновение запнулся, и взгляд Архипа невольно скользнул на губы Зайца, при этом Архип, с силой сжимая, стискивая свои ягодицы, с нескрываемым наслаждением вдавил в пах Зайца свой каменно твердый, из штанов выпирающий член. — Ты, бля, сейчас у нас здесь возьмёшь — у меня и у Сани… в рот возьмёшь — отсосёшь по разику… — Архип, оторвав взгляд от губ Зайца, вновь посмотрел Зайцу в глаза. — Отсосёшь, бля, если ты у нас такой сексуально озабоченный… понял?- И, от Зайца отстраняясь, рядовой Архипов скользнул правой рукой к своей ширинке — с намерением расстегнуть брюки.
«Отсосёшь, бля, если ты…» Вот оно, вольное или невольное, но неизменно трусливое самооправдание — лукавая подмена понятий в условиях искаженного понимания самой природы человеческой сексуальности! Архип не сказал Зайцу «я тебя хочу», потому что такое признание было б равносильно признанию пробудившегося гомосексуального желания, а сказал «я тебя сделаю, потому что ты сексуально озабоченный»… ловко? Ловко! Желая испытать кайф в формате однополого секса, желающий не признаётся в своём желании, а объясняет свои действия исключительно виноватостью другого — того, кого этот желающий хочет использовать в качестве достижения сексуального удовольствия… очень, бля, ловко! Рядовой Заяц оказался виновен в «излишней сексуальной озабоченности», а кто-то другой оказывается виновным в том, что не так посмотрел, не то ответил, не туда пошел… и так далее, и тому подобное — список придумываемых «регламентов», за нарушение которых можно или даже нужно подвергать нарушителя известно какому наказанию, можно продолжать до бесконечности… как говорится, было бы желание! «Отсосёшь, бля, если ты…» — не «я хочу», а «ты сделать это меня вынуждаешь»… вот она, лукавая подмена понятий! При таком раскладе,как говорится, «и волки сыты, и овцы целы», — совершая гомосексуальный акт под видом наказания за какую-либо провинность, наказывающий таким образом перекладывает всю ответственность за факт возникновения гомосексуальной ситуации на наказываемого, тем самым отводя от себя всякие подозрения в наличии каких-либо гомосексуальных чувств-желаний… излюбленный приём «настоящих мужчин»! И хотя рядовой Архипов сделал это не сознательно, тем не менее объяснил он рядовому Зайцу следующий этап развития событий именно так: «Отсосёшь, бля, если ты у нас такой сексуально озабоченный…»
Заяц, окончательно поняв-осознав, что именно предлагают ему сделать эти парни-старослужащие, изо всех сил дёрнулся, рванулся в сторону, пользуясь тем, что Архип от него отвалил, но Архип левой — свободной — рукой мгновенно обхватил Зайца за плечи, с силой рванул на себя… и — обдавая лицо рядового Зайца горячим дыханием, рядовой Архипов возбуждённо зашептал-забормотал, безуспешно пытаясь расстегнуть ширинку.
— Куда, бля… куда ты дёргаешься… я сказал: отсосёшь… значит, бля, отсосешь… никто ничего не узнает… хуля ты, как баба… хуй дрочить, бля, нравится… а сосать — не хочешь? Это ж, бля, не страшно — не смертельно… бабы, бля, берут — и ты возьмёшь… в рот возьмёшь по разику, и — свободен…
— Нет… я не буду, нет! — Заяц, задыхаясь от подкатившего к горлу страха, безуспешно пытаясь вырваться, вывернуться, освободиться от цепко обнимающей руки Архипа, отрицательно затряс головой. — Я не буду!.. не надо!.. нет!..
— Будешь, бля… ещё как будешь! — возбужденно отозвался Архип, прижимая Зайца к себе; Заяц дергался, и Архип, удерживая его, никак не мог расстегнуть ширинку. — Куда ты, бля, денешься… никуда ты не денешься — отсосешь, как миленький… так что лучше, Зайчик… лучше сделай это по-хорошему — сам, бля, возьми… не ссы…
— Нет! Пустите меня… пусти! — Заяц, не слыша Архипа, конвульсивно дергался, выворачивался, вырывался. — Я не буду… пусти меня… нет!
— Да! — коротко и жестко выдохнул Архип и, в ту же секунду оставив в покое свою нерасстегнутую ширинку, пальцами левой руки снова цепко обхватил шею Зайца — с силой сдавал её, сжал-стиснул так, что у Зайца невольно вытянулось лицо… одновременно с этим пальцы правой руки Архип вдавил Зайцу в челюсти, отчего рот Зайца непроизвольно открылся… и, в таком положении Зайца удерживая, Архип потянул его книзу, вынуждая садиться на корточки. — Да, Зайчик, да… я сказал тебе: да!
Заяц, мыча от боли — подчиняясь Архипу, послушно заскользил спиной по кафельной стенке вниз; ноги его сами собой согнулись в коленях, и — уже в следующую секунду рядовой Заяц оказался сидящим на корточках… он попытался было схватить руками Архипа за левую руку — ту самую, пальцами которой Архип сдавливал ему челюсти, но Архип, властно выдохнув: