— Она небось спросила: «Ты больше не будешь помышлять о Сюзон?»
— Не помню таких подробностей, но помню, что теперь его занимала лишь женщина, сидевшая передо ним, а в особенности некое обрамлённое пушком место на ней… Да, да, миленький, как у меня!.. Tyaнeттa продолжала держать его за огурец, же смотрел на её лоно. И что же сделала эта бесстыдница? Потянула его на свою кровать, и благодаря этому движению он оказался на ней… Вот так, как мы с тобой! И говорит, целуя в щёчку: «Ну же, мой дурачок, оседлай меня, не бойся!.. Вставь его!» И он, также как и ты сейчас. не заставил себя просить дважды и не без проворства подчинился. И едва только довольно легко вонзился в неё, правда, в отличие от тебя, если верить романисту, по самую рукоять и наверно до самого её донышка, как она удовлетворённо вздохнула и произнесла: «Да, вот так! Хорошо!»
— Это только её слова или ваши тоже.
— И мои тоже, признаюсь.
— Что было потом?
— Уже подготовленный благодаря прелюдии, исполненной на пару с Сюзон, пасынок снова окунулся в водоворот наслаждения. Но ты, пожалуйста, не торопись. Не следуй его примеру, ибо, когда у него наступило излияние, оно оказалось столь обильным, что он чуть не упал в обморок, как раньше Сюзон. Не надо раньше срока падать на меня бездыханным, как пасынок на свою простушку мачеху…
— Постараюсь, Татьяна Николаевна.
— Ну и молодец. Жалко только, что цветы твоей невинности достались не мне… Признайся, кто же с таким необыкновенным проворством сумел сделать это? Молчишь?
— Вы лучше, пока я не кончил, закончите свой пересказ истории с Туанеттой…
— Чего там пересказывать? Ну и женщина! Юноша вроде её пасынка не мог бы желать на первое время о лучшей.
— А то, что он таким образом в качестве первого любовного опыта приделал дополнительные рога своему папаше, — ничуть его не беспокоило?
— А тебя беспокоит?
— Нет. Вы же знаете, что мне сегодня взбрело в голову сделать это чуть ли не на глазах у Алексея Ивановича, во всяком случае в одной с ним постели…
— Ну и хорошо, что не получилось.. . Меня, правда, эта идея не столько возмутила, сколько возбудила. Ещё бы: где это видано, чтобы рядом с мужем, пусть и спящим? Но крепко поразмыслив, решила не подвергать себя такому соблазну.
— Какие же доводы взяли верх?
— Очень простые: или из боязни и страха быть обнаруженной я не испытаю никакого удовольствия, или же, наоборот, войду в кураж от остроты ощущений и начну визжать и кричать так, что разбужу не только мужа, но весь дом.
— Понятно. Но судя по тому, что вы сейчас не визжите, не кричите, особого удовольствия сейчас вы не испытываете. Даже находите время беседовать со мною, будто между нами ничего не происходит.
— Да нет, что ты, миленький. То, что и как ты делаешь, доставляет мне немалое наслаждение. Но чтобы оно достигло пика, мне нужно время. Причём немало. Но потому, как ты всё убыстряешь и убыстряешь свои толчки, мне кажется, что его не хватит и на этот раз.
— Что же мне делать? Остановиться на немного?
— Что толку? Я-то в это время не буду получать удовольствия… Давай-ка поступим так: ты переворачиваешься на спину, а я осёдлываю тебя сверху. Поди, так тебя ещё никто этому не учил?
Я предпочитаю скромно молчать, но с готовностью меняю позу. Тётушка взбирается на меня, расставив колени около моих бёдер.
— Вот так, миленький… Где там вой огурчик?
Просунув руку себе под задницу, она нащупывает искомое, вводит этот предмет в своё жаркое и сочащееся лоно, а затем принимается скакать. Причём довольно ретиво. Теперь уже ей не до слов.Дыхание становится прерывистым. Я держусь за её прыгающие бёдра и в какой-то момент ухитряюсь просунуть под неё ладони и начинаю пальпировать ягодицы.
— Ах, вот здорово! – вырывается из её уст. – А будет ещё лучше, если ты сумеешь приподняться и обхватить меня одной рукой за шею…
Так как ничего нового для меня в этой просьбе нет, я её исполняю, приникнув губами к мякоти грудей и осторожно сжимая зубами то один, то другой сосок.
— Какой же ты у меня молодец! – чуть ли не кричит уже тётушка, тяжело и громко дыша. – Сейчас, сейчас!.. Ещё чуть чуть!.. Ах, ах, ах!
Я ощущаю, как содрогается её таз импульсивно содрогается, а мой пах обильно увлажняется её выделениями. Сделав ещё несколько подскоков, тётушка тесно-тесно прижимается ко мне, обнимает и благодарно целует. Но освободиться от моего сё ещё стойкого хуйка не спешит.
— Какой же ты молодец, миленький! – повторяет она, прижавшись ртом к моему уху. – Доставил такое наслаждение! Я теперь твоя вечная должница. Проси, что хочешь!
— Ну, всего того, что мне хочется, вы мне дать не сможете.
— Отчего же? Проси всего, что желаешь…
— Кроме, конечно, согласия на лишение девственности ваших милых дочек?
— Разумеется… Хотя, как я поняла, сами они не прочь попробовать. Но потому и старалась, чтобы отбить охоту к этому если не у них, то у тебя, вступив с ними в своего рода конкуренцию. Да что от тебя скрывать? Ты же знаешь…
— А кто не знает? И девочки тоже. Потому и бесятся порою.
— Да, забот с ними хватает, и приходиться пускаться на всякого рода хитрости, которые не прибавляют нам ни славы, ни чести.
И всё это она произносит, продолжая восседать на моём стержне, время от времени приподнимаясь на нём, чтобы снова и снова благодарно обнять и поцеловать меня. И в очередной раз делает это так порывисто, что соскакивает с этого стерня.
— Ой, — говорит, — потеряла… Можно я верну его обратно?
— Я не против, раз вам нравится.
— Ещё как! Такой прелестный огурчик! Так бы и съела его!
— Попробуйте!
— Ты не против? Правда?
— А почему бы и нет? Давайте попробуем…
Она опять высоко подскакивает, чтобы поцеловать меня, но затем не возвращается на прежнее место, а устраивается на коленях рядом и, склонившись, прикасается губами к самому кончику огурца, лижет его языком и через какое-то время осторожно берёт в рот и начинает сосать. Делает это она явно неумело, явно только для того, чтобы лишний раз проявить свою благодарность. Приятно, но больновато от прикосновения её зубов к возбуждённой плоти.
— Спасибо, — говорю я, — но лучше не надо.
И освобождаюсь от этих чересчур уж острых в буквальном смысле этого слова ласк.
— Не понравилось, значит, — делает она заключение. – Признаюсь, мне тоже это в некоторую тягость. Но я же обещала ни в чём не отказывать… Я даже не знаю, что ещё придумать, чтобы позволить тебе завершить своё дело и получить необходимое наслаждение. А то получается как-то странно: ты мне его доставил, да ещё с излишком, а я тебе – нет…
Я, конечно, мог бы уговорить её занять позу, принёсшую мне такой успех в сношениях с госпожой Самариной во время свидания с ней в Подольске. А это воспоминание приводит меня к мысли, не предложить ли тётушке то, на что госпожа Самарина уже, было, согласилась сегодня, да помешало появление её мужа, — не сзади, а в зад!
— Вы никогда не пробовали сзади? – начинаю я издалека.
— Ты хочешь попробовать меня сзади? – оживляется она. – Так в чём дело? Давай попробуем!..
— А если не сзади, а непосредственно в зад?
— В зад? Это как так? Разве так можно?