— Может, покажешь?
— Тебе что ль? Ты видела…
— А Саше?
— Саше? Если попросит…
— Прошу тебя, Наденька, покажи! – говорю я, отрываясь от Вериного бюста и поднимая голову. — Яви нам, пожалуйста свои прелести!
В один миг она вскакивает, стаскивает с плеч лямки и позволяет ночнушке соскользнуть вниз, на пол. И стоит перед нами, поместив одну ладонь на груди, а другую на лобке.
Мы с Верой вскакиваем,становимся по обе стороны от неё, я развожу ей руки и принимаюсь нарочито расхваливать:
— Какая же ты прелесть, Наденька! Просто маленькое чудо!
— А где обещанный поцелуй? – спрашивает она.
— Будет тебе поцелуй, и не один! – произношу с восхищением я, беря её под мышки, поднимая, и относя на кровать. – Посиди-ка вот так, пока мы полюбуемся твоей наготой.
— Чем тут любоваться? – раздаётся за моей спиной недовольный голос Веры.
— Каждому своё, — возражаю я, не в силах оторваться от представшего моему взору зрелища и трогая пальцами едва видимые соски на ещё менее заметных холмиках бюста. – Есть уже, что потрогать!
— А волосики там, внизу заметил? — интересуется Надя, указывая пальцем на свой лобок.
— Ничего себе, и волосики уже пробиваются… Правда, на палец, ещё нельзя накрутить, но ничего, всё впереди!
— А у меня уже можно! – хвастается Вера, усаживаясь рядом с Надей и демонстрируя мне обильные рыжеватые кудряшки под задранным подолом своей сорочки.
Я сажусь перед ней на корточки и пробою намотать несколько наиболее длинных из них себе на мизинец, но это у меня не получается, о чём я и сообщаю ей.
— А покажи Наде свою штуковину! – предлагает Вера, явно возжелав сама на неё взглянуть.
Я расстёгиваюсь и вытаскиваю наружу свои причиндалы.
— Смотрите, мне не жалко. Можете и потрогать, если не боязно.
Обе они склоняются и о чём-то перешёптываются. Наконец, Вера говорит ей:
— Да не бойся же, дурочка, спроси Сашу, если мне не веришь.
Надя, осмелев, обращается ко мне с таким вопросом:
— Уж не эту ли вещичку помещал Сатюрнен меж ног своей сестры Сюзон?
— Ты имеешь в виду роман о монастырском привратнике?
— Да.
— Она самая… Уж не хочешь ли ты примерить её?
— А можно? – не скрывая радости, интересуется малютка.
— А почему же нельзя? Давайте попробуем. А для начала разрешаю вам погладить её, потеребить, чтобы она приобрела должный вид, ибо, если не будет твёрдой и крепкой, не сможет внутрь ваших… Как вы между собой зовёте свои письки?.. Ну-ка, устраивайтесь поудобнее на краю постели, опустите ноги на пол и раздвиньте их, дайте мне возможность по очереди приникнуть к ним устами и поцеловать их…
— Чур, я первая! – восклицает Надя и спешит первой исполнить мои указания.
— А я? – возмущается Вера и тут же присоединяется к ней.
Ну и благолепная же картина представляется моему взору! Насладившись ею вдоволь, я говорю:
— Вы, милашки, поставили меня перед тяжёлым выбором: к кого начать?
— С меня! Нет с меня! – закричали обе сразу.
— Тише, тише! С ума совсем посходили, — урезониваю я их. – Сейчас заявится ваша маман и положит навсегда конец нашим забавам… Вы этого хотите?
— Нет, вовсе нет! – отвечают они уже жалким шёпотом.
— Тогда слушайте меня и повинуйтесь. Вообще-то следовало начать с Веры, как старшей. Но Надя проявила такую прыть, что придётся отдать ей пальму первенства.
Я присаживаюсь на корточки перед её коленками, склоняюсь над её совсем ещё безволосым лоном и, малость раздвинув кончиками своих пальцев его припухлые края, просовываю внутрь язык.
— Ну что скажешь, малютка, приятно? – интересуюсь я, приподняв голову, чтобы сделать передых.
— Ещё как! Продолжай же!
Я опускаю голову, чтобы продолжить. Но теперь моя правая рука устремляется к промежью Веры, и принимается пальпировать её устье. Оно, кажется, довольно влажным. Легко нащупывается и клитор величиною со спичечную головку, но моментально начинающий твердеть и увеличиваться в размере. Пробую просунуть вглубь палец, но он не идёт дальше первой фаланги, во что-то упёршись.
— Ой, больно! – вскрикивает она.
— А мне нет! – похваляется Надя.
— Погоди, если дело дойдёт до лишения тебя девственности, то и тебе не избежать боли, — заверяю я её.
— Ну и что! Я готова!
— Дай-ка мне убедиться в этом, — говорю я, приподнимаясь.
К моему удивлению, мой кончик уже совсем не похож на то, что он представлял собою десяток минут назад в постели госпожи Жуковой. И перехватив устремлённые на него взгляды девочек, заявляю:
— Как говорил этот самый злосчастный Сатюрнен, «некто незваный горделиво поднялся торчком». Вот им я сейчас и пробую проткнуть ваши пипки. Идёт?
И, не спрашивая согласия, — оно для меня было несомненным, — подвожу свой эрегированный член к губкам Нади, чуточку просовываю его между ними, собираясь осторожно поводить им вверх и вниз, как та, может быть, вспомнив соответствующую сцену из цитированного уже романа, хватает его своими пальчиками и пытается ввести его дальше. Но тут же вскрикивает:
— Ой, больно!
Причём довольно громко.