По следам Аполлинера.20. Дочки-матери Зыкины.

По следам Аполлинера.20. Дочки-матери Зыкины.

— Зачем? – спрашивает она, но ничего не делает, чтобы воспрепятствовать мне в этом.

— Затем, чтоб не мешала, — отвечаю я и пытаюсь стащить её одежки через голову.

Тут Женя начинает жалостливо причитать и, уцепившись в ткани, старается помешать мне. Я вскакиваю, чтобы было удобнее, но так как у меня всё равно ничего не получается, решаю завязать узлом то, что удалось задрать над головою. Получается очень смешно. Она, плача, вскакивает, но ничего не видит, крутится и вертится и пытается вернуть одёжку себе на плечи. Я же тем временем, нащупав крючки на поясе юбки, принимаюсь освобождать их от петелек… Её причитания переходят в тихий вой, она энергично крутится и вертится. И всё же через минуту-другую, и эта одёжка сползает к её ступням, представляя моему взору всю голую спину с довольно полными бёдрами и попкой. Я протягиваю руку к её подбрюшию, перебираю пальцами волоски на лобке, пробую проникнуть дальше.

Однако ей удаётся увернуться, она кидается в противоположную от меня сторону, однако, упёршись коленкой в скамью, заваливается на неё ничком, подобрав под себя ноги, спрятав таким образом от меня свой передок, но выпятив зад. Я запускаю под этот зад одну руку, а другую протискиваю между её грудью и скамейкой. Оказавшись в положении, когда больше уже ничего нельзя противопоставить моему натиску, Женя пробует всё же освободить свои руки, оказавшиеся под куполом связанных в один узел над головой блузки и сорочки.

— Тебе помочь? – спрашиваю я. – Тогда вытяни руки повыше…

Женя выпрямляется, протягивает мне навстречу руки, но как только я стаскиваю с её плеч и головы эту одёжку, стыдливо скрещивает их у себя на груди.

— Как ты прекрасна в этой позе! – говорю я, поглаживая ягодицы и живот.

Тут же одна из её рук опускается, чтобы прикрыть волосики на лобке.

— Чего ты стесняешься? Посмотри: вон книжка валяется раскрытой на полу, там тоже голая девушка демонстрирует свои прелести молодому человеку. Он, правда, то же гол, в отличие от меня… Но мы сейчас исправимся… Ты не желаешь мне помочь?

— Нет!… И вообще мне кажется, меня кто-то зовёт…

— Я ничего не слышу.

— Нет, нет, точно!

Она вскакивает и, забыв про свою наготу, подбегает к другому краю беседки и прислушивается.

— Точно! Это мама…

И обернувшись ко мне, причём продолжая прикрывать одной рукой груди, другой указывает в том направлении, где дырка в изгороди, и шепчет:

— Быстрее!.. Чтоб нас здесь не застали…

Я встаю на скамейку, перелезаю через балюстраду и уже с той стороныспрашиваю:

— Мы ещё увидимся?

— Завтра… Приходи в это же время…

— Сюда?

Она согласно машет головой, потом видит на полу книжку, подбегает, поднимает её и протягивает мне её.

— Ты прелесть! – говорю я ей на прощанье и удаляюсь.

На следующий день, в среду, после обеда, как и было условлено, я направляюсь к Жене и уже собираюсь нагнуться к дырке в заборе, как слышу, что меня негромко окликают. Оглядываюсь и вижу, что она стоит у калитки и делает мне какие-то знаки.

— В чём дело? – недоумённо спрашиваю я, подходя к ней. – Я-то грешным делом думал, что увижу тебя в том же месте, где срочно вынуждены были расстаться, причём в том же виде!

— Это место уже занято, — отвечает она.