По следам Аполлинера.20. Дочки-матери Зыкины.

По следам Аполлинера.20. Дочки-матери Зыкины.

— Ну, с таким же успехом и вы теперь можете то же самое говорить о свой Жене…

— Ты целовался с ней?

— Не только…

— Что же именно?

— Я пытался проделать с ней то, что только что было у нас с вами…

— Как ты смел? – с нескрываемым гневом восклицает она, соскакивая с моей палочки и начиная яростно трясти меня за плечи. – Как ты посмел посягнуть на её девственность?

— Успокойтесь, Ирина Владимировна, и выслушайте меня, — пытаюсь объяснить я, защищаясь от града ударов, наносимых ею по чему попало. – Женя как была девочкой, так и осталась. Причём непроходимой…

— Что значит непроходимой?

— А то, что надо будет уж очень постараться, чтобы её дефлорировать… Посягать на её девственность можно сколько угодно, но вот лишить её оной – задачка, скажу вам, не лёгкая. Мне лично она оказалась не по силу… Теперь-то я вижу, что оно и к лучшему: столько мучений пришлось испытать и ей и мне, да силёнки, как видите, сохранились для гораздо более приятного применения!..

— Это ты правду говоришь, не лжёшь? – продолжает с беспокойством вопрошать она, в то же время не оказывая сопротивления моим усилиям повалить её на спину.

— Зачем же мне лгать? – уверяю я, раздвигая её колени и помещаясь между ними. – Да вы только сравните: что может дать мне она и чем уже вознаградили вы и какое блаженство собираюсь вкусить от вас сейчас я? Надеюсь, несмотря на все недомолвки, возникшие только что между нами, вы мне в этом блаженстве не откажете?

— Попробуй откажи, — говорит она, просовывая под меня руку и, обнаружив мою палочку, возвращает её на прежнее место. – Я теперь в двойной зависимости от тебя: и как женщина, благодарная за ласки, и как мать, озабоченная судьбой дочери.

— О дочери не беспокойтесь, — заверяю я, начиная энергичные движения своей палочки вглубь её внутренности и обратно. – Будет она у вас в той целостности и сохранности, что и до встречи со мной. Тем более что мысли мои, да и всё остальное, принадлежат отныне только вам…

Это были мои последние слова. Далее мне становится не до них. Дыхание у меня спёрло, тело напряглось, и из меня начинает выплёскиваться то, что скопилось в моих железах за последние десять дней.

— Мам! – слышим мы зов из детской комнаты уже после того как минут десять, если не пятнадцать, молча пролежали, вытянувшись на кровати рядышком друг с другом.

— Приведи себя в порядок и подожди меня в передней, — велит Ирина Владимировна и убегает, а когда мы встречаемся в условленном месте, берёт меня за руку, выводит из дома и по пути к калитке даёт такое напутствие:

— За Женей можешь ухаживать, даже поцелуями украдкой обмениваться. Ничего страшного, думаю, не случится. Но ни о чём большем и не думай. Лучше прибегай ко мне, посоветуемся… Понял?

— Понял, очаровательная госпожа Зыбина. А на прощанье поцелуй можно получить?

— Знай, что тебе ни в чём от меня отказа не будет, — произносит она, открывая калитку, выглядывает за неё, крепко обнимает и целует меня, после чего поворачивает к себе спиной, шлёпает по заднице и выталкивает из участка.

Вприпрыжку, что-то напевая про себя, я направляюсь, как и обещал за Женей. Её подружки, едва увидев меня, смотрят на меня как-то иначе, чем утром, чем несколько смущают меня. На выручку приходит Лида.

— Вы пришли за Женей? – весело спрашивает она меня. – Так мы её вот так просто вам не отдадим. Придётся вам нам чем-нибудь угодить. Поиграйте с нами!

— Во что?

— В отгадашки.

— Это как?

— Вы закроете глаза, а ладони заведёте за спину и будете угадывать…