— Нет, крепким он кажется потому, что горчит. Полынь, всё-таки.
— А мне кажется, что я сильно вчера от него захмелела.
— Для того и пьём, дорогая Татьяна Фёдоровна. Обостряется восприятие, улучшается самочувствие. Так что, если не возражаете, продолжим…
— Продолжим… Но только, прошу вас, без всяких там последующих смелых шагов… Ладно?
— Ну вот, только я подумал о том, как бы возобновить те приятности, что вчера, да и сегодня час назад были, едва начавшись, прерваны, как мне говорят: не сметь!
— Давайте поговорим о чём-нибудь другом…
— О чём другом за таким прекрасным столом и с такой прелестной дамой можно говорить?
— Ну вот, началось… Мне до сих пор казалось, что вы прекрасный инженер и добрый, отзывчивый человек. Но вы, оказывается, ещё и опасный соблазнитель…
— Соблазнитель? Да ещё опасный? В чём же видите для себя опасность?
— Пока, слава богу, нет. Но вы-то находитесь действительно в опасном положении, а ведёте себя легкомысленно…
— Ах да… Я, наверно, сродни тому русскому мужику, про которого говорят: пока гром не грянет, он не перекрестится. Или уже гром грянул, а я настолько оглох, что ничего не слышу?
— Вы напрасно иронизируете. Дело, насколько мне представляется, действительно серьёзное…
— Что ж, поговорим об этом самом серьёзном деле… Хотел бы задать вам один нескромный вопрос..
— О деле?
— Да.
— Задавайте.
— Видите ли… Смелости не хватает… Можно ещё налить и отпить для смелости…
— Бога ради, не ограничивайте себя…
— И вы тоже… Ибо думаю, и вам не помешает — для того, чтобы посметь сказать мне правду, о которой я буду спрашивать…
— Вот как? Ну что ж, посмотрим, о какой такой правде речь идёт. Если знаю, скрывать от вас не стану.
— Дневники мои ваш муж читал? – спрашивает Женя.
— Читал, но не нашёл в них ничего интересного для себя.
— Ещё бы, я делал в нём записи только событий, не давая им никакой оценки. Хотя иной раз так и подмывало поделиться с бумагой своими сокровенными мыслями.
— Да вы, я смотрю и не такой уж безоглядно безрассудный. И правильно: делиться сокровенным ни с бумагой, ни с друзьями не следует. Не раз приходилось видеть, как Толя возмущается после чтения доносов, написанных самыми близкими. Не свидетельских показаний на допросе, а именно добровольных доносов от людей, которых никто за язык не тянул…
— У меня пропал не только дневник, но и ещё кое-что…