Мы некоторое время шли молча. Я ничего не хотел говорить, и на то было несколько причин. Природа манила меня со страшной силой, она оживала: я впадал в какую-то мифическую синкретичность; лёгкий ветер, голые ветки деревьев, чёрная земля – всё это воодушевляло меня. И потом мне нечего было ей сказать, ведь о себе я рассказывать не могу и не хочу. Молча, мы зашли в частный сектор, прошли небольшой «буддийский монастырь», и тут вдруг она заговорила:
– С водой у меня тяжёлые воспоминания. За несколько дней до выпускного мой брат с друзьями пошёл на речку. Они купались, барахтались. Мой брат как-то неудачно кувырнулся, и позвоночник вошёл в голову. Три дня он лежал в больнице не приходя в сознание. Сделать было ничего нельзя. Я вошла в глубокий шок, и только здесь, в университете, понемногу отхожу. Мама моя не хотела жить. Я осталась одним ребёнком. И родители вокруг меня водят хоровод. Я единственное, что у них осталось.
Я слушаю эту историю рассеяно: чужая смерть, чужая беда. Конечно то, что произошло, печально и требующие соболезнования и сопереживания. Но зачем это рассказывать мне, постороннему человеку, ведь мы знакомы всего-то два дня. И тут я понял: чёрный ящик раскрывается. Эта девушка хочет найти спокойствие и разраду. Она, как и все, стремится к счастью, но что для неё счастье.
– Посмотри! Это прекрасно. Открывается вид Днепра. Это не вода, не речка. Нет. Ты видишь перед собой мощную стихию Борисфена. Когда я смотрю на Днепр, я становлюсь язычником. В сопереживании стихии, я сопереживаю весь мир. Мы дышим в унисон друг другу, и это безумно хорошо.– Я замер в восхищении. Скоро за метил, что девушка не сопереживает со мной радость бытия.– Мне жаль твоего брата, а ещё больше жалко маму. Но жить нужно сегодняшним днём. Это значит, если у тебя беда – плачь, но если перед тобой радость – смейся. Не надо жить вчерашним и будущим. Живи тем, что реально у тебя есть, а у тебя есть весь мир, по-моему, это не мало.
– Да. Это не мало.
Выхватив шарфик, я начал играться им, и этим смешить её. Я принимал много образов и старух, и молодых девиц. Но самое смешное для неё было, когда я играл манерного гея. Одевая шарф как платок, это было не трудно сделать. Попутно я осознал, что манерность претит моей натуре: для меня это скорее кривляние, чем состояние души. Манерные геи косят под слабый пол и теряют при этом себя. Глупые, глупые люди: хотят то, от чего бегут. Хотя в современной исторической ситуации, манерность – это болезнь роста самосознания гея. Ведь его так долго заставляли быть «как все», что сейчас в момент первой свободы перегибает палку. Это что-то наподобие с пружиной.
Мы ходили по берегу Борисфена. Лёд уже растаял и только большие айсберги плыли в дали. Они были белыми пятнами на тёмном море. И в этом море поблёскивали отражения звёзд. Небо было таким же: полная темень, пронизанная сиянием звёзд. Ветра практически не было. Всё это создавало какое-то странное романтическое настроение. Я шёл, а рядом шла девушка. Чтобы проникнутся в загадку, чтобы добыть ответ, нужно погрузиться в тайну. Именно погрузится, проникнуть в самую гущу иного, чтобы сделать его своим. Нужно пройти путь обычного человека, узнать, чем живут люди, и заодно узнать больше про самого себя. Какая-то эйфория поднялась в душе, словно после того, как ребёнку сказали, что завтра он пойдёт в школу. Пафос познания толкнул меня на решение познать эту девушку до дна, как выпиваютбокал грузинского вина.
Мы остановились на больших камнях. Я обнял её сзади, и мы смотрели на речку. Я волнуюсь как мальчишка, моё сердце стучит, и кажется, что стук этот слышен ей. Тихо опускаю голову. Приближаюсь к её губам… Она встрепенулась, как голубка, от лёгкого испуга, а, возможно, и от неожиданности. Думаю на сегодня надо всё отложить и попробовать потом снова. Но прошло несколько мгновений, и она сама потянулась к моим губам. Волнительный момент поцелуя, трепетность сердца. Никогда я ещё не целовал девушку. Но вскоре волнение прошло. В поцелуе нет ничего мистического. Это всего лишь другие губы. Физически другие губы. Когда целуешь мальчика, можно распробовать всю его натуру. В поцелуе можно почувствовать нюанс партнёра. А в этом поцелуе не было ничего. Может быть, поцелуй слишком робок или я не достаточно далеко зашёл, чтобы поближе увидеть сущность женщины.
Но надо заметить, что и никаких негативных чувств я не испытал. Меня не воротит от неё. Она просто индифферентна. Наверное, человек изначально бисексуал, потому что в нём заложены все, абсолютно все, возможности. Нам надо сблизиться: она мне нужна, чтоб познать женщину, а я ей, чтоб она могла увидеть мир своими самостоятельными смелыми глазами, чтоб показать изначальную красоту мира, то есть, чтобы дать ей возможность раскрыться для мира.
Я проводил её до общежития и ушёл к себе.
IV
Мы едем на экскурсию в Киев. Сидим вместе: я и она. Смотрю в окно и думаю о жизни, а точнее о моих отношениях с Ирой. Мы уже встречаемся несколько недель. Сначала тайно, потом открыто. Дурацкая привычка в общении находить общее с собеседником, и акцентировать на этом, привычка налаживать эффективную коммуникацию с любым человеком, и при этом всегда быть самим собой, так вот всё это укрепило и усилило привязанность Иры ко мне. Как не люблю эту тенденцию. Мой партнёр должен быть самостоятельным, уверенным. Он – это тот человек, с которым мне интересно и легко, а не тот, кому интересно и легко со мной. Не спать же мне с половиной моих знакомых. Но точно квалифицировать наши отношения я не могу. Одно только могу сказать отношения у нас разные. У Иры на меня неосознанный интуитивный женский расчёт и зарождающаяся страсть. А я холоден. Вежлив, интеллигентен, иногда голланден, но всё же холоден. Я попал именно в такую ситуацию, когда меньше всего понимаю себя. И чем глубже анализирую свою душу, тем более аморальным себя чувствую. Ведь я фактически использую её для своих лабораторных исследований. Я, как кошка, играю с мышкой. И честно было бы расстаться, и не подавать надежды. И не тратить её время на себя. Но самая банальная подростковая интрига пробуждает во мене стремление к сексу с женщиной. Она не привлекает меня, не вызывает желания и жажды, поскольку девушка, но что-то тупое и животное требует соития. Это заставляет меня повременить. К тому же пока что всем хорошо.
Мы гуляли в Верховной Раде. Были на балконе сессийной залы. Там огромная и интересная люстра. Впрочем, нечто удивительное наполняло мою душу, ведь это место – сердце политической жизни Украины. Чего здесь только не было. Сейчас Верховную Раду можно назвать Домом терпимости, то ли потому, что народ терпит политиков, или они терпят друг друга, то ли потому, что идеалы толерантности засели в головы наших политиков, а может на то есть другая причина…
Марийнский палац восхищает своей историей, ведь тут ходили императоры и императрицы, придворные, тут были заговоры, и всякие другие интересные и загадочные истории. Кругом была видна история. Но всё это декоративно. История превращается в декор, когда не имеет преемственности. Интересно, президент тоже одевает эти старые и позорные тапочки, чтобы не испортить пол. Как-то быстро прометнулись мы на второй этаж и спустились.
Нас отпустили. И мы с Ирой начали лазить одни по Хрещатику. Потрясающая архитектура домов и мостовая кладка. Мы ходим, как зачарованные, словно в музее. Вот тут, может быть, ходил Грушевский, а тут прохаживал молодой Булгаков. На этих камнях ходили миллионы людей украинцев и иностранцев, политики и электорат, интеллигенция и рабочие, и вообще все-все. А теперь ходим мы, и смотрим на всё жадными глазами. Хочу уловить какую-то тайну Киева, его душу. Уже сейчас чувствую, что Киев необозримо большой, и его не пройти пешком просто так, как Черкассы.
Мы ходим быстро, стараясь просмотреть как можно больше экспонатов, кстати, к экспонатам принадлежат ещё и люди: многие хорошо одеты (Хрещатик!). Но они движутся более ритмично – сразу видно, что темп их жизни больше, быстрее. Чем быстрее идёшь, тем сложнее остановится, а красоту мира можно понять, только не двигаясь, только заворожённым.
Для меня Украина – это жінка, именно жінка, а не женщина. На то есть своя причина – язык. Русский язык, хоть он и сложный, развитый, но всё же это язык документов: указав и циркуляров. Украинский же изначально песенный язык, язык переливов и переходов, язык звучания. Он изначально женский: нежный, мягкий. Вот и сама культура Украины как и её язык. Но вот передо мной девушка, и Украина тоже девушка. Почему украинскую культуру я чувствую, сопереживаю, бывают моменты, когда я сливаюсь с ней, а с Ирой такого не происходит? Должно пройти время. Именно совместное переживание, факты нашей жизни выстроят форму наших отношений. Надеюсь. Но не жду.
Мы подошли к фонтану. Я запрыгнул на его бортик и начал бегать, не скрывая своей радости. Вода меня всегда манила. Она дает жизнь и силы.
– Ты как ребёнок,– радостно произнесла Ира.
– Иисус сказал «Будьте как дети»!
Кто не читал Фрейда, тот до сих пор живёт в джунглях. Этот случай заставил меня задуматься. Любит ли она во мне взрослого ребёнка? Или это всего лишь форма выражения заботы? Бог лучший драматург, и заложил трагикомедийную основу: жена любит мужа материнской любовью.
Мы продолжили гулять по Киеву. Не зная города мы идём наугад то налево, то направо, то как попадёт. Во мне никогда не было боязни заблудиться ни в большом городе, ни в дремучем лесу. Меня всегда ведут интуиция и удача. А Ира явно переживала, что мы заблудимся или опоздаем на экспедиционный автобус. Чтобы ободрить её, я держу её за руку, иногда обнимаю. «Дай и мне поволноваться, а то как-то не честно». В один из моментов я почувствовал, что ответственен за неё. Я её не смогу бросить посреди улицы, не смогу оставить. Мне надо быть с ней. Я единственный остов её жизни. Я буду с ней, по крайней мере, пока не дам ей другую опору. Моё отношение к ней стало чуть более, чем дружественное. Что будет, не знаю.
V
Стою возле памятника Богдану, что неподалёку от «Дружбы народов», и жду Алекса. С ним я познакомился по Интернету. И вот сейчас жду его на условленном месте. Жизнь научила меня заранее ничего не загадывать и не предполагать. Уже вечерело. Так и должно быть преступники встречаются под покровом темноты.
А вот и он. Нельзя сказать, что он красавец. Но всё же надо с ним хотя бы поговорить. Как-никак, а я мало знаю о жизни геев, ведь мой личный опыт это капля в море.