Часть I. Эстетика лица
Просыпаться в белой и тёплой постели – очень приятно. В эти редкие моменты, когда Аврора подаёт мне свои светлые руки, я ощущаю себя сплошной нежностью и спокойствием. Вот так вот лежишь, и тихое спокойствие. Такое впечатление, что ты корабль, который пребывает у причала. Этой ночью моим причалом был Андрей. Он ещё спит, справа. Для меня до сих пор большая загадка, почему у спящих людей лицо более свято. Святость тут не выступает как праздник. Совершенно по другой причине: так получилось, что спящий Андрюша не беспокоится о своих делах. Люди часто усложняют себе жизнь, придумывая всякие проблемы и невозможности. А жизнь простая в доску, и лицо его красиво. Но нельзя сказать, что он полностью красавчик; он скорее очень-очень симпатичный. Такой себе симпатяга в 20 лет.
Вечером мы начали с поцелуев. Действие намного привлекательнее, чем звучание слова. В поцелуе можно услышать что-то девственное, ещё не тронутое, ещё не открытое и изведанное. Он может быть простым переходом к чему-то большему или стать самостоятельным произведением искусства. В этой жизни целовать можно по двум причинам: или ты его любишь, или он красавчик. Андрей красивый гей каких много (если вообще можно сказать, что геев в Украине много). В поцелуе должна быть загадка. Если не чувствуешь любви или земной страсти, то поцелуи пошловаты. Так пошло целуются пары при встрече: длительность одно мгновение. Фу! За мгновение не распробуешь вкус, не прочувствуешь его губ, его язык. За мгновение нельзя проникнуться, пропитаться им. А после поцелуя, сухие губы, как можно! Вот губы должны ещё помнить, они должны смаковать, чтобы продолжить.
Да. Вот смотрю на Андрея, как впрочем, и на любого другого красавчика, и передо мной появляется вопрос. Что делает его лицо красивым, или таким красивым? Не могу ответить, не могу понять. Тут явно что-то запредельное. Красота парня в том, что он завлекает, он манит тебя. И это влечение, могущее перерасти в страсть. Ах! Страсть. Но мало кто понимает, что страсть и страдания суть одно слово. Один корень. Приготовить яичницу, позавтракать с Андреем, смотаться в общежитие и на пары (благо они начинаются в 10). Хозяйничать по дому, и при том по чужому дому, по дому, в котором ты только гость на ночь (а большего мне и не надо), совершенно глупо и нелепо. С одной стороны парень может подумать: «Что он там капается у меня»; а с другой стороны он может совершенно нечаянно заподозрить, что я и дальше буду делать многое по дому, что, конечно же, иллюзия. Но начинать утро с того, чтобы проваляться в постели пока мой соня проснётся и начнёт что-то предпринимать в организации завтрака, я не намерен. Утро должно начаться бойко. Лёгкая гимнастика. Почистить зубы, умыть лицо. Но и будить его мне не хочется, по крайней мере, я не люблю, чтобы будили меня.
– Доброе утро! и ты уже проснулся,– я заканчивал делать салат.
– Доброе. Ты куда-нибудь идёшь?
– А ты меня удержишь?
– Грифон.
– Давай завтракать.
Мы начали завтракать и тут через некоторое время он сказал:
– Грифон, мне с тобой так хорошо. Этой ночью я был в раю.
– Ну, насколько могу предположить, в этой ситуации в раю могут быть или двое или никого.
Андрей подошёл, стал на колени и обнял. Тихо-тихо снял халат. Поцеловал в живот, в пах, взял в рот член. Андрей всегда умел возбуждать. Его красивые губки нежно делали минет. Эта та нежность, в которой чувствуется прибой страсти. Мне захотелось его поцеловать, и я рукой отодвинул его на пол. Лёг на него, и поцеловал. Языки наши сплелись. Мы ласкали друг друга. Я приостановился, чтобы снять его трусы, чтобы уровнять нас в наготе. Он накинулся, чтобы обнять – и мы с хохотом прокатились по кухни.
– Андрей, пошли в спальню,– полушёпотом сказал я. Он кивнул.
Когда мы поднялись, я взял его на руки, я почувствовал его наготу. И это ещё больше возбудило во мне страсть. Резко мне захотелось овладеть им, как я ещё не владел никем. Я уже ни о чем не думал, кроме как про Андрея, а точнее про его живое и красивое тело. Тогда им я восхищался до предела, до всякой возможности.
Положив его на кровать, я начал распаковывать последний презерватив. Остальные пять лежали в полулитровой банке с нашей спермой под кроватью. Я дал ему надеть презерватив, он любит это делать. Андрей облизал пенис, взял мазь, чтобы нанёсти её на член и одел презерватив. Я поцеловал его в губы и начал расцеловывать грудь, эту красивую, слегка накаченную грудь. Потом, не переставая ласкать, поставил на колени. Обмазал его анус. Мой член начал входить в него. Осторожно, с придыханием. Андрей почувствовал лёгкую боль, но сразу же удовольствием пропиталось его тело. С начало медленно, но потом всё быстрее и ритмичнее я всовывал и высовывал свой пенис. Моё тело было в единстве с Андреем. Сейчас так близок с ним, что готов отдать жизнь за него. Страсть раскаляла моё тело, внутреннее напряжение стремительно росло. Впихивая пенис так словно с намерением прорвать Андрюшу, всё же умудрялся ласкать его пенис и грудь. Время потеряло себя, всё исчезло, только я и он. В какой-то момент моё сознание побелело: ослепительная белёсость закрывало собой всё. Я уже не мог себя сдерживать – и сперма выплеснулась из члена. Она вылетела с такой жаждой свободы, вся одурманенная. Кончив, я лёг рядом с Андреем, а он поцеловал меня и заулыбался.
Через несколько минут я пришёл в себя и дела вновь овладели мной.
– Ладно, мой прекрасный любовник, мне пора идти.
– Мы сегодня увидимся?
– Думаю, что нет. Я позвоню тебе дня через три.
Когда я уже почти полностью собрался, Андрей подошёл ко мне, обнял со спины и нежно, интимно произнёс:
– Грифон, я люблю тебя. Я не знаю, что с этим делать. Я хочу быть с тобой. С тобой.
– Я тоже тебя люблю. Но если я не буду учится, я не смогу расти… Без интеллектуальных занятий и жить не в жизнь.
Я одел куртку и вышел. Ещё надо успеть забежать в общежитие, а потом на лекции.
ІІ