— Ой, помру, Егорша! Годы-то мои немалые!
— Не помрёшь! Старого лесу кочерга! Скрипит, трещит, не сломится! Ха-ха-ха! Ну, ин ладно. Засовывай туда руку. Глубже давай, глубже!.. А ты не верещи, что свинья под ножом! Цыц! Рылом не вышла учить меня!
— Ааа-aaa!!!
— Еби её ручкой, да пошибче еби! Ах ты, красотуля моя!
— Баба Надя, я вас… ебууу!.. Мне нравится вас ебать!.. у вас такая… такая большая… пизда!!! как же хорошо! ой, мамочка!
Полымя пышет лицо, разгорается сердце, и порывает старуху костлявыми перстами обнять Беллу. Девка старательно так рукой её ебёт, язык высунула от напряжения, сдувая чёлку со лба. Завелась бабка, жизнь по жилам её разливается. Ах, Белла, ах ты, моя хорошая, еби меня! Кровь уж огнём горит, ключом кипит, на сердце хорошо, в пизде сладко. Прочь горе, долой тоска! Как солью сытым не быть, так горе тоской не избыть, думами его не размыкать. Гуляй душа! Зарделась, как маков цвет. Свободней и свободней, громче и громче вырываются из груди звуки. Лихорадочным блеском горят глаза, пылают щёки. Губы высохли от внутреннего жара. Неодолимая истома обожгла нутро растущей волной. Этот огонь проник в её недра, в потрёпанную матку, и завибрировал там стреляющим гейзером. С протяжным стоном, бабка кончила, упав на спину и опорожнив прямую кишку. Измождённое тело трепещет, пряно потея. Щель сочится как рана…
— Я ведь уже взрослая? Да, баба Надя?
— Да. Ты уже взрослая…
— Можно… я на вас… покакаю?
— Да, девочка моя… Да! Да! Да!!!
Белла моментально присела над бабкой. Девочка поднатужилась, её лицо порозовело. Бабка вытянула голову, желая разглядеть дырочку, через которую вот-вот Белла собиралась выдавить сладкий детский кал. Она жадно втянула ноздрями воздух. Ооо-ооо! Нюх учуял душок от её пизды, тёплый аромат безволосой промежности вместе с пряностью свежей какашки. Внезапно девочку прорвало с неожиданно резким треском. На бабку тут же накатил очередной оргазм, когда несколько тяжёлых кусков говна скользнули один за другим из судорожно выпученного ануса. Тотчас дыхание перехватило от необычно острого, вонючего, но такого приятного запаха! И бабка принялась слизывать говно, да взахлёб, проглатывая с рычанием. И давится, и рыгает, и пердит, и блюёт. Оргазм разрывает внутренности… О, как сладко! Целует, целует детские ножки, пяточки.
— А теперь пизду, баба Надя!
— Конечно! И пизду! Только прикажи!
— Лижи какашки!
— С удовольствием! Я твоя раба! Я люблю тебя, как не любила никого и никогда!
— А теперь жопу!
Язык бабки завертелся в кружке детского ануса. Белла максимально раздвинула оба полушария, напрягла анус, словно собиралась срать, и почувствовала как её язык глубоко входит внутрь, очищая стенки. Бабка протолкнула язык поглубже и стала выкручивать его там с такой силой, что Белла чувствовала его почти у себя в кишках. Но Белле этого было уже мало. Последовал удар в левое ухо, оглушительный, как взрыв. Бабка завалилась на бок. Маленькая ножка мелькнула перед глазами, голова глухо ударилась об пол. Кровь брызнула из ушей и носа. Запах крови опьянил Беллу. Он снова и снова била ногами по лицу, по груди бабки. Истошный хохот девочки заглушал её стоны. Удары сыпались один за другим до тех пор, пока ножки Беллы не окрасились кровью. Наконец, Белла опустилась на бабку, и её лицо оказалось вровень с её пиздой. Та, поняв, что хочет девочка, широко раздвинула ноги. Белла стала лизать красный твёрдый столбик плоти, который торчал у самого места соединения половых губ. Язык девочки сводил её с ума, ей казалось, что неведомые волны страсти поднимаются от таза всё выше и выше, затопляют живот, грудь, голову и, заполнив всё тело, несут и несут её в бесконечный океан наслаждения. Наконец последняя, самая огромная волна, пришедшая тогда, когда казалось, эта буря окончательно раздавит сознание, ударила разом — тело бабки выгнулось дугой, и из раскрытой пизды вырвалась струя слизи. И тут Белла изо всех сил впилась зубами в её ляжку. В рот попала тёплая кровь. Белла растворялась между широко раскрытых ног, тонула в запахах мочи, говна, выделений, крови, которые пронизали всё вокруг. Она с урчанием впивалась в мясо зубами — кусала, рвала, грызла. Мысли в голове кружились в бешеном танце, в ритме биения крови в висках. Белла шуровала рукой в огромной пизде, грубо выдирала волосы из лобка; она чувствовала, как хрип бабкиной боли переходит в её рот и теряется где-то внутри. Она наслаждалась её болью… Когда она вернулась в реальность, то поняла, что впилась зубами в ляжку бабки и с наслаждением сосёт из нее кровь. Желудок отозвался негодующим воплем и вывернул свое содержимое прямо на пол. Белла закричала и потеряла сознание… В комнате было душно, и Егор открыл окно. На него глянула пахучая ночь. Тут же под окном, на грядках, росли кусты малины. Наверное, Белла полюбит этот тенистый уголок… В открытое окно тянуло свежим ночным воздухом, вносившим с собой пёструю смесь звуков. Где-то гавкали деревенские собаки, ржала лошадь; глухо громыхая, прокатилась по улице запоздалая телега. Кто-то вдали крикнул:
— Aaa-aaa!!!
Кто это крикнул: может быть, деревенский мужик, которому обрыдла жизнь или его баба; может быть, кричит местный пропойца. Поди его разбери, нашего-то мужика…
© Copyright 2005 Marek Stookus. All rights reserved
stookus@hotbox.ru