Валька… Поцелуи и осторожные ласки через платье. Поначалу ничего более. Они уходили в лес, ехали к реке, гуляли в детском парке, и везде было только одно — они разговаривали и обнимались. Какое, оказывается, сильное чувство, ощущать на себе руки любимой. И ей казалось, что все видят, все знают, что они делают наедине. Её щеки постоянно пылали, и она чувствовала это. Мысль, что Валя была без трусов, не давала ей покоя. Нет же, это неправильно! Ведь Валька её подруга. Она же не мальчик. Но так почему-то хотелось дотронуться до неё! У Беллы стала кружиться голова. Что это? Или она неправильно дышит? И тут… вдруг… обняла её за плечики и прижала к себе. Валя вздрогнула:
— Ты что??!!
Но её губы непроизвольно потянулись к беллиным губам… и ооо!.. поцелуй! Поцелуй! Поцелуй двух девочек! Влажный, страстный, сумасшедший, долгий поцелуй! С дрожью, с всхлипыванием! И потом, как в лихорадке, ощупывание друг друга — ножек, мягко надутых животиков… и… и пиписек! Нежная борьба, расстёгивание каких-то бретелек, кнопочек и крючочков, поцелуи крохотных земляничек сосков, прикосновения к маленьким холмикам, раздвоенным впадинкам, бусинкам клитора.
— Валька!
— Беллка!
В воздух летят трусики, колготки, маечки, гольфики, носочки… Девчонки сошли с ума? Возможно. Только вот есть смысл приглядеться уважаемому читателю к тем маленьким девичьим парам, что ходят, взявшись за руки, по улицам мегаполиса. Если будет такая возможность, загляните в их глаза — там некий озорной блеск, тайна, которую знают только они, а не взрослые. Они повзрослеют; возможно, что станут даже стесняться своих шалостей в детстве и расстанутся со своими подругами, но острота тех ощущений останется с ними навсегда, и она будет отравлять многим жизнь. Эта самая жизнь в дальнейшем окажется постылой, муж полным дебилом, зацикленным только на футболе и пиве, а те, первые оргазмы с Вальками, Нинками, Дашками, будут всю жизнь согревать их души. Мужья будут жаловаться на несносных жён, обвинять их во всех грехах, говорить, что они плохо заботятся о них самих и детях, не умеют как следует готовить, вести хозяйство и отдаваться в постели, но никогда, никогда не узнают тому истинных причин. Всё очень просто. В их детстве была вот такая Валька. И тот первый оргазм, те первые поцелуи и прикосновения, то первое «я люблю тебя» — не забудутся ими никогда… О, тайные подруги! Любовь к ним останется навсегда, сколько бы ни прошло лет — они будут любить их, несмотря ни на что, желанно, нетерпеливо и жертвенно; неумолимое сладострастие, всегда жаждущий поцелуев рот, мятежную душу и горящее тело, вечно ищущее наслаждений, избавят только губы, плечи, груди, колени и жаркие признания подруг. И Белла заплакала. Слезы лились градом, смешиваясь с тем, что льется из носа, беззвучно и … без перерыва… Белла не могла остановиться.
— Ну что, что?
Белла зарыдала ещё громче, она никак не могла остановить свои слёзы, и те лились и лились из её глаз. Внутри у неё всё сжалось в маленький колкий комочек, и это было очень больно. Худенькие её плечики вздрагивали; Белла стыдилась их, принуждала себя успокоиться, но не могла, не могла… Однакочем дольше она плакала, чем больше слёз вытекало из её глаз, тем меньше становился этот больной комок, тем меньше болело у неё внутри. Когда он совсем исчез, Белла затихла. У неё были красные от слёз глаза. Она посмотрела на Егора и улыбнулась! Девочка ещё немного повсхлипывала, но сквозь пелену слёз уже пробивалось солнце улыбки. Егор вдруг почувствовал такой комок в горле, как будто ему перекрыли кислород, и он задыхается.. не знает, что сказать… словно рыба, попавшая на берег. Чёрт, а ведь ему стало её жалко. Да, жалко! Может быть, впервые в жизни. И ему захотелось обнять её, погладить волосы, сказать ласковые слова, обогреть своим теплом. «Че-пу-ха. Это же всего-навсего девка! Рождённая только для его удовольствия. Что же теперь, всех жалеть что-ли?! Нее-ет. Не дождётесь! Не бери меня на жалость, сучонка. Иди-ка сюда. Ну-ка, дай мне свою блядскую пизду!» Он схватил её ручищами за шею и стал душить. Шея тут же надулась и посинела. Не доставая пальчиками нескольких сантиметров до пола, она билась в воздухе. Руки дёргались туда-сюда, царапая воздух, движения были всё более ритмичными; Белла явно запаниковала. Егор глядел ей прямо в глаза, и отчётливо видел надувшиеся, пульсирующие вены у неё на лбу и висках. Ее губы чуть шевелились, она что-то отчаянно пыталась прохрипеть. Кровь потекла у неё из носа, заливая рот и белые зубки. Белла тихо всхлипнула и слюна, перемешанная с кровью, потекла у нее и изо рта. Лицо стало совсем багровым, щёки мелко дрожали. Егор ослабил хватку. «Ух ты, а возбудилась-то как! Крохотные головки сосочков стали прямо каменными.»
— Ну что, проблядь?! Будешь тут ещё хныкать?!
— Нет, нет!!! Только отпустите меня!
Зашевелилась в углу бабка:
— Ах ты, окаянный!
Егор взял табурет и с размаху влепил им по её голове. В глазах Беллы застыл ужас. Дёргаются от страха руки, ноги, пузико, попка.
— Быстро на стул! Встать раком! Я кому сказал!
— Да! Сейчас! Всё, всё для вас сделаю!
Забирается на стул. Попку руками разводит. И с лёту, в эту заднюю дырку! Взвизгнула, ойкнула мандавошка, но задик свой расслабила, чтобы Егору было полегче. С трёх толчков хуй до самых яиц вошёл в прямую кишку. Ахх, горячо, туго, плотно, колечко хуй обжимает. Чуток назад подался, попку пошире руками развёл и по-настоящему на себя насадил. Приподнял и попкой на свои колени. Чуть дышит Белла, не шелохнётся даже. Это только начало, кошка драная, ты ещё не знаешь, на что дядя Егор способен.
— Ну что, спустить тебе в жопу?
Головой кивает. Боится сказать «нет». Егор рычит от удовольствия, приподнимая и опуская на себя девчонку как куклу. И тут он снова схватил её за шею. Задыхающаяся соплюшка, насажанная на его хуй — что могло быть более возбуждающим? Как она не крепилась, но слёзы всё же вновь брызнули у неё из глаз. Они били тонкими струйками, орошая личико, которое, в свою очередь, наливалось кровью. Белла испытывала страшную боль и у себя на шее, и в попке, и это заводило Егора ещё больше. Её тело билось конвульсивной дрожью, струйка слюны свесилась с нижней губы до колен. Егор приподнял её за шею ещё выше, хуй вышел из попки, раздался звук, как будто вытащили пробку из шампанского. Беллины ноги молотили во всех направлениях, тело дёргалось и раскачивалось. Её ножки задирались вверх, так, что девичьи бёдра были параллельны полу, давая возможность Егору любоваться её широко открывшейся промежностью. Он повертел её из стороны в сторону и бросил девочку на пол. Её тело упало с глухим стуком. Белла хриплым, булькающим всхлипом втянула воздух. К удивлению Егора, девочка при этом стала спускать. Она задёргала коленками и задрожала животиком, а маленькое влагалище запульсировало ритмичными толчками. «Ай да малышка! Худенькая, стройная, неспесивая, из себя красовита.»
— Небось, много мальчуганов-то на красоту твою зарятся? Немало сухоты-то навела на серда мальчишечьи, а?
— Что мне до них. Нескладные какие-то, глупые. И без них проживу! Да и такого хуя, как у вас, дядя Егор, ни у кого нет! Как без солнышка денёчку пробыть нельзя, так без хуя вашего прожить не можно!
— Правильные речи говоришь. Да вот только от другого хуя, что от смерти, не зачураешься.
Какие слова покорные да любовные! Загорелось у ней на сердце-то, отдалась в полон хую мужицкому, без него и не светло светит солнце яркое. Ну, возьми ручонками сокровище своё, потешься, побалуйся с ним.
— Одно слово: будьте спокойны, дядя Егор. Ой, как я с ним набалуюсь!
Сосёт, сердешная, причмокивает, да манду свою дрочит. Ай, разлапушка! Хвать её за подмышки, тельце-то крохотное, невесомое почти. Приседает, приноравливается, тыкает хуем между половинок девичьей растопыренной попки. Наконец, воткнул хуй, подсадил, вставил поглубже, и вогнал по яйца. Ууух, как приятно ебать на весу! Размеренными толчками, глубоко и сильно, раскачивая тельце в разные стороны, приподнимая и опуская на свой хуй. Вот уважила, так уважила! Ножками сучит на весу, то сжимает, то расслабляет колечко ануса. Её попка раскачивалась, пытаясь попасть в такт с его вонзающимся хуем.
— Ну, что я сейчас делаю?