— Будто не помните?
— Почему же, помню: например, дерзнул руками убедиться, насколько великолепна ваша грудь… Вот так…
И точно также, как тогда, тепло от его дерзкой ладони заполняет её грудь и разливается по телу. И точно также она прижимает запылавшее лицо к его плечу, и точно также чувствует прикосновение его губ к своей щеке, а потом к мочке уха и шее.
Но тут музыка кончилась. Саша размыкает его объятия.
— Жаль, что так быстро, — произносит Леонид. – А долгоиграющих пластинок у вас нет?
— Нет, но я сейчас поставлю другую.
Саша направляется к радиоле, а он за ней, и пока она выбирает новую пластинку и ставит её на проигрыватель, просовывает свои руки ей подмышки, обхватывает уже обе груди и легонько целует шею у затылка.
— Щекотно, — вскрикивает она и вырывается из его объятий. – Давайте лучше танцевать.
На этот раз Саша прижимается к Леониду животом, а грудь и плечи откидывает назад. В устремлённых на него глазах блуждают весёлые огоньки любопытства: мол, что же последует дальше?
А дальше Леонид нагибает голову и припадает своими устами к её устам. Так они, слившись в поцелуе, и танцуют, вернее, топчутся на одном месте в такт музыки, пока эта музыка играла. А когда она кончилась и они вынуждены были оторваться друг от друга, он предлагает:
— Может быть, присядем?
И, как бы приглашая, кладёт руку на постельное покрывало. Какой-то момент Саша стоит в нерешительности… Согласиться? Нет, ни в коем случае! Весь хмель, а вместе с ним и бесшабашность куда-то улетучиваются.
— Нет, — как-то не очень уверенно возражает она и принимается объяснять: — Супружеская постель не для того существует… Отнесёмся к ней с должным почтением… и вообще, не пора ли вернуться к столу?
Возвращается и усаживаются снова за стол. Канунников наполняет рюмки. А Саша, взглянув на него — задумчиво молчавшего и, как ей показалось, несколько потерянного, да и сама теперь сожалеющая о том, что не слишком ли резко отклонила его авансы, решает исправить свою оплошность, предложив:
— Давайте выпьем на брудершафт… А то что мы всё на «вы» да на «вы». Идёт?
— Идёт! – с радостной готовностью соглашается гость.
Сдвинув стулья, чокаются, целуются, выпивают, и, чуть закусив, возобновляют ласки. Поцелуи прерываются только для того, чтобы дать возможность глотнуть воздуха. Руки же его, не ограничиваются теперь только обследованием её груди, а спускаются на талию и бёдра, поднимаются к животу, возвращаются к бюсту. При этом пальцы нащупывают пуговку на блузке и пытаются расстегнуть её.
— Ой, что это вы? – схватывает она его за эти пальцы.
— Во-первых, не «вы», а «ты». А во-вторых, почему нельзя взглянуть на то, что там?
— Не слишком ли много и сразу вы хотите?
— Опять «вы»! Придётся повторить тост на брудершафт!
— Да уж, прости, придётся…
— Итак, мы друзья, не правда ли?
— Да, дружок. Можно я так буду тебя называть?
— Можно, подружка. Но, насколько я знаю, друзья ничего друг для друга не жалеют… А тут, выходит, жалко позволить расстегнуть блузку…