— Ни разу! Клянусь!.. Картошку с мясом подогреть?..
— Подогрей… И всё же, как насчёт измен?
— В мыслях, если только… Например, сознаюсь, была и такая: поближе узнать тебя!
— Что ж, и я был не чужд такой мысли…
— И давно?
— Помнишь, как мы встречали Восьмое марта в прошлом году?
— Как же! Но впервые я задумалась об этом ещё предыдущей осенью. Помнишь, тогда профсоюз и комсомол организовали массовку с ночёвкой в пионер-лагере, в Васильевском? Мы с мужем, оставив своих детей на Родиных, отправляясь туда на своём «Москвиче», согласились подвести и тебя… Договорились, что ты будешь встречать нас на перекрёстке МКАД с Ленинградкой. Но почему-то мы задержались, причём порядочно… Что-то у мужа с аккумулятором не заладилось, и ему пришлось долго с ним возиться. Я нервничала, ворчать стала, чуть было не поссорились… А подъезжаем, ты под проливным дождём… Причём уже давно!.. И как ни в чём не бывало.. А едва забрался к нам на заднее сиденье и весело о чём-то затараторил, у меня с души словно камень свалился… Приехали, поставили машину, а тебя и след простыл… Потом мельком видели несколько раз с какой-то девицей, вроде бы не нашей… Кто такая?
— В невестах тогда ходила…
— Значит, не институтская и не местная?.. И как только она осмелилась туда приехать одна?
— Да не одна она была, а с подружками…
— А почему ты с ней не был на танцах в клубе?
— Не помню… Продолжали, наверно, пить где-нибудь… А может быть, искали подходящее место для ночлега… Ведь эти пионерские палаты на дюжину коек, признайся, вовсе не способствовали тому, чтобы нормально провести ночь…
— Что ты понимаешь под словом «нормально»?
— Ну, прежде всего, чтобы всласть помиловаться с подружкой. Но и выспаться после всех этих передряг не мешало бы… А тут то и дело хлопают двери, зажигается свет, гогот, кто-то в темноте ошибается местом и начинает шарить по тебе…
— Да, поспать спокойно тогда на самом деле не удалось, — вслух соглашается Осадчая.
И в памяти её всплывает, как она ворочалась на койке, время от времени о чём-то спрашивая мужа, лежавшего на соседней койке и ловя себя на мысли, что было бы не так уж и плохо, если бы вместо него там (или, на худой конец, на койке с другой стороны) находился Канунников, мысленно представляя себе, как случайно встречаются их руки…
Леонид встаёт, проходит в туалет, потом задерживается в ванной, а когда возвращается на кухню, Саша по-прежнему стоит у плиты, переворачивая содержимое сковородки. Подходит к ней сзади, обнимает и целует в мочку уха. Она поворачивает к нему голову и отвечает поцелуем в щёку.
— Последи, чтобы не убежало и не пригорело. Мне тоже надо удалиться на пару минут… Если чуть задержусь, выключи конфорки и садись, жди меня.
В ванной она: быстренько обливается водой, но задерживается у зеркала, всматриваясь в лицо, глядевшее на неё оттуда, — порозовевшее, с яркими и припухшими губами. Но особо удивительны глаза – обычно блекло-серые, они стали необыкновенно прозрачными и светящимися счастьем…
— Выпьешь? – спрашивает она, вернувшись к нему на кухню и ставя кастрюльку с борщом на стол.
— Нет, не чувствую надобности. Мне и без того хорошо.
— И мне! Но перекусить как следует не помешает… Тебе как налить, полтарелки или целую?
— Целую… А пока буду хлебать, тебя послушаю.
— О чём?
— О мысленных изменах.