Избыточная жестокость

Избыточная жестокость

Младший Тырбу, оправляясь от оцепенения, двинулся вперед. «Плека!» — заорал с земли старший, и младший Йон Тырбу остановился, как вкопанный.

— Теперь, говна кусок, спроси у меня, знаю ли я что такое женский «брегет», шесть каратов бриллиантов. И я тебе поясню что такое «беретта — девяносто два». Да не тебе одному, а всему твоему выблядству, которое в Кицмани на деньги Хаши существует. Ты меня понял, знаток высокой моды, любитель прады и кавалли? И это только если тебе повезет, потому что иначе Хаши тебе пояснит что такое этилированный бензин в покрышках до горла. Вставай, говно, — Егоров отпустил Влада и отошел. — Что вы еще взяли?

Старший брат, стоя на четвереньках, оглянулся на младшего, затем перевел взгляд снова на Егорова.

— Цепочка. Браслетик. Часы эти, маленькие совсем. Больше ничего не трогали. Все соберем, сейчас отдадим. Да, телефон, я же уже говорил

— Телефон? — Егоров зарычал страшно, как ротвейлер перед прыжком. Тырбу пополз от него на четвереньках. Егоров сделал несколько вдохов, успокоился.

— Я это даже в руки не возьму, мудила. Теперь слушай и запоминай. Весь металл, который остался на теле — снять. Пирсинг тоже. Будете мост переезжать — выбросить. Не в кульке, а по одной вещи в воду бросать. Только не вздумайте, долбоебы, на мосту останавливаться. Проедете за мост, остановитесь и собственными ногами вернетесь. С одеждой делать так, как я сказал. Проверять надо будет?

— Мамкой клянусь. Детками клянусь, — сказал старший Тырбу, размазывая кровь по лицу и сопя кровью. Младший Тырбу тоже закивал головой. — Бес попутал. Золото любим, так у нас заведено в народе. Ты Хаши не говори, ноги тебе целовать буду. Раб твой буду. Все выбросим в речку, скажешь — сам туда прыгну. Хаши только не говори. Брат мой ни при чем. Гвоздями христовыми клянусь

— А если ты наебал меня с телефоном если ты хоть раз включал его. — Влад отчаянно замотал головой и начал креститься.

Егоров смотрел на «бойца» жестяными глазами. Потом перевел взгляд на Каштыляна.

— А ты, пидор старый, посмотри сюда. — Егоров показал свежие царапины на своем лице и шее. — Понимаешь, что это значит? Это значит что ты, ментяра заслуженный, браслеты так застегнул, что их баба сняла. — Егоров достал из кармана наручники и швырнул Каштыляну, тот еле поймал их. — А что это еще значит? Пояснять надо? Бывшему оперативнику? Криминалисту?

Седоватый Каштылян, глядя в землю, кашлянул и отрицательно покачал головой.

— Ножовка есть? Если нет — то похуй. Ножом отпилишь. Ножом, топором, кредитной карточкой, на которую тебе за такую говенную работу неплохо капает. Мне до одного места, чем ты отпилишь. Зубами отгрызешь. Обе, правую и левую. Я не знаю, какой рукой она меня цапнула и что там под ногтями оставила. И знать не хочу. Но. После того как Тырбу снимут с них кольца. И выбросят. Подчеркиваю — выбросят. И чтобы зарыл не ближе километра от тела. И засыпать порошком кисти дважды. — Егоров вздохнул. — Блядь, стареешь ты, Костыль, а смена у тебя еще хуже растет. Телефон он точно выключил, и не включал больше? Фотки посмотреть, или в тетрис поиграться?

— Запястья у нее были тонкие, — угрюмо пробурчал Каштылян. — Сам не знаю, как так получилось. В жизни такого не было. День неудачный, все через жопу. Телефон не включал. За это не бойся.

— За это вам бояться надо. До поноса. И еще. Я слышал, как мелкий Тырбу интересовался на что силиконовые импланты в сиськи похожи. Посмотреть хотел. Ботаник юный, с мясным уклоном. Все ему в мире интересно. Узнаю — убью. Покажу ему, на что его яйца без кожуры похожи. Пусть в интернете картинки смотрит, раз такой любознательный. Проследишь. Лично. Понял? Хватит работу и хобби путать. И учти, ты меня сильно расстроил. Не усугубляй.

— Понял все.

— Светилки в подвале собрать. — Егоров обернулся к Тырбу. — Шнуры и переходники. Отвезти, оставить там, где я сказал. Потом вернуться порожняком — я сказал вернуться! второй ходкой, а не экономить на бензине! — отпидорасить подвал с тряпкой. Три раза. Стены тоже. Перебелить. Открыть на просушку. Крюк вывинтить, дырку заделать. Хозяин вернется через три недели. Чтобы было все понятно, чтобы как было?

— Да да — вразнобой отозвалась команда.

Егоров двинулся обратно, ко входу в гараж. Затем остановился, развернулся, и ткнул в компанию пальцем.

— Только один раз такая хуйня прощается. Единственный. Вы свой один раз уже использовали на полную, и даже с перебором. Потом каждый в таком подвале окажется. Достаточно ясно изложил?

Все трое одинаково закивали головами, старший Тырбу опять перекрестился.

— Что еще сделать, начальник?

— Помолитесь. За рабу новопреставленную назовите, как хотите. За любую. На свой выбор. Все. Работать.

Вася в подвале стоял уже собранный, удерживая в одной руке квадратный кофр с камерой, во второй руке — продолговатый чехол со штативом. Егоров окинул взглядом пустой подвал с полосами подсохшей крови на полу в дальнем углу.

— Вася, ты извини, ситуация немножко поменялась. Форс–мажор, бля. Из-за этого старого пидора Костыля и его инвалидной команды. Я тебя отвезти не смогу. Останусь здесь. Мне помыться надо, куда я в таком виде? Прибраться по мелочам. Я бы тебе тачку вызвал, но сам понимаешь, — Егоров развел руками. — Нельзя. Сделаем проще. Тут до станции электрички десять минут ходу. Не заблудишься. Проедешь две остановки, платформа «Мясокомбинат», там на стоянке белый «гольф» стоит, вот от него ключи. Потом отдашь. Меня Каштылян заберет. Железо свое можешь тащить с собой, можешь здесь оставить. Ничего не пропадет, гарантирую.

Вася, поколебавшись, положил на пол чехол со штативом, прижав к груди сумку с камерой.