Вася с пониманием покачал головой.
— Так ты поэтому от Хаши свалил? Ну, в смысле на контракт перешел?
— В частности. Не причина, но одна из. Если на Хаши работаешь, он все больше требует. Больше года или двух на него работать нельзя, иначе он тебя как мебель начинает воспринимать. Сначала он покупает у тебя услуги, потом пытается купить тебя самого. И вот тут надо рвать когти. Если ты не жадный дурак, конечно.
— Хаши злой. — Вася споткнулся, но тут же выровнялся. — Ты вот меня сейчас насторожил. Может, зря я ему отказал? А ты откуда в курсе всей этой хуйни с «быстрым загаром»?
— Снимал раз на видео. Хаши думал учебный фильм сделать для курсанток, чтобы сэкономить на усушке и утруске. Просто показывать им для понимания перспектив. Но потом понял, что так не действует. Блядь, я чуть нее оглох тогда в процессе от воплей. И от вони. Знаешь, как волосы смердят, когда горят?
— Ты? Снимал? — Вася по-настоящему удивился. — Так мы с тобой творческие коллеги?
— А чо, думаешь ты один тарантино? Ума много не надо кнопку на камере нажать. Конечно, не шедевр получился, но суть понятна даже безголовой курице из пырловки.
Вася задумался, некоторое время шел молча, нащупывая тропинку ногами.
— Так он для этого меня звал? Нет. Я на такое не подпишусь. Дело не в том, что а тут ебнуться головой можно. Столько я не выпью.
— На такое подписываться и не надо. — Егоров затянулся и стрельнул окурком в темноту между деревьев. — Я же говорю тебе — на видео это не работает. Страшно — да, девки плачут. Но никто не верит что это здесь, это рядом, это тебя лично касается. Надо целую ночь чуять, как подружка воет и как волосами палеными и мясом в подвале воняет. И вот тогда понимание к шлюхе навсегда приходит, и уже никуда от нее не девается. Нет, Вася, эту тему они закрыли. Никакого кино, только театр. Работа другая. Хаши шоу устраивает. Под заказ.
— В смысле?
— В прямом. Пезды у него не только по апартаментам работают. Вот, например, праздник у серьезных людей. Девки, которые получше, лижутся на виду почтенной публики, или на барной стойке в себя самотыки пихают. Есть и пожестче — файтинги гладиаторские. Или собачники. Тут надо, чтобы сотрудница старалась, а не безропотно терпела. Потому и «быстрый загар», для вразумления, во избежание длительного воспитательного процесса. Понимаешь теперь экономику Хаши?
— Понимаю.
— Клиентам самим снимать запрещено. Смотреть можно, снимать — нет. Мало ли что они там наснимают. Но деньги заплачены, и на память гостям снимает оператор от Хаши. Потом можно получить файл. Потому тебя он и звал, наверное?
Вася хмыкнул и покрутил головой.
— Ну, это другое дело. Можно разговаривать. А файтинги в каком смысле? В грязи валяются, или
— Сколько платят, Вася. Бывает и «или». Но, как правило, зеваки сами острого боятся. У него половина натовского офицерья обслуживается, например. На словах они все резкие, как понос, а на деле хотя и любители, бывает, встречаются. Тут не угадаешь.
— Тогда, слышишь, может, поговоришь с Хаши? Или он зло держит за тот отказ?
— Если я ему скажу, что у тебя выгоднее были варианты, он, конечно, поймет. Ты же тоже человек, у тебя свои бизнес-интересы, их надо учитывать и уважать. А Хаши не злой, ему похуй. Вообще. Ему не то, что понятие избыточной жестокости незнакомо, он даже не знает что такое жестокость. Он как дитя. Ему со шлюхи надо четыреста евро в день, и один день простоя пизды для него это
— Я понял. Ну ладно, а мы с тобой-то кто?
— А мы с тобой часть чужого производственного процесса, Вася, — вздохнул Егоров и остановился. — И больше не спрашивай меня об этом. Если хочешь, чтобы мы друзьями оставались. Вась, без обид. Если бы кто другой был — я бы просто молчал и смотрел, пока он к своему естественному концу придет. Как эти Тырбы к своему идут, весело и с песней. Каждому свое на роду написано. А ты я помню, как ты мне свой рожок последний отдал, и к Нариманову пополз, с тела его боеприпас снимать. Ты тогда уйти элементарно мог, ты же один из нас всех целый был. Да еще рожок. А ты от страха тогда зубами лязгал, трясся весь, но дополз до Нариманова и вернулся. Весь в пыли, крошке и наримановской кровище.
— Да ладно, — Вася надулся. — То я не вид страху трясся, товарыш капитан, а вид лютой ненавысти.
— Если я вижу что ты лишака даешь, — не принял шутки Егоров, — я раз тебе скажу, второй, а потом за ухо выведу тебя из дела. И пинка дам в дорогу. Чтобы ты живой остался, хотя бы. Иначе это будет, как ты сказал? Излишняя жестокость, да?
Вася вздохнул.
— Избыточная.