Закончив, Егоров встал и отошел камере.
— Теперь держи ее в кадре.
Пакет захрустел все чаще и чаще, облепляя лицо и вминаясь в полость рта. Алена завозилась на полу, пытаясь высвободить скованные руки. Затем замерла и вытянулась в струну.
— Что, и все? — спросил Вася, отрываясь от камеры.
— Куда там — сказал Егоров — и недоговорил.
Тело на бетонном полу как будто взорвалось, крутясь по оси вокруг своего крестца и молотя босыми стопами по полу. Выгибаясь на пятках и затылке, как в столбняке, пытаясь вырывать из-за спины собственные руки, то по одну сторону тела, по то другую. Поползло, сгибаясь, в угол подвала. Стройные загорелые ноги метались, как поршни, выплясывая танец смерти. Затем тело госпожи Шнеллер-Барсуковой, бывшей жены владельца заводов, газет, пароходов остановилось и замерло, упершись головой в побеленную стену.
Вася, оторвавшись от камеры, заворожено смотрел на пальцы ног с педикюром, которые судорожно сжимались и разжимались, словно пытаясь сжать стопу в кулак. Затем пальцы растопырились и замерли.
— Теперь все?
— Нет, — сказал Егоров, — Не все. Совсем не все. На пакет смотри. Видишь, дергается? Еще пару раз будет. А, может, и больше. Эх ты, медицина цервикус пластика пизды а простых вещей не видел. И держи ее в кадре, блядь, тут что тебе, зоопарк? В камеру смотри. Сейчас еще будет. На все деньги.
Тело Алены пару раз вздрогнуло, напряглось, и опять выгнулось в сумасшедшем желании дышать. Девушка вывернулась через себя, напряглась, покатилась по подвалу, перехлестывая ногами почти за голову. Затем запрыгала, как форель на перекатах. А потом, в отчаянной судороге, вырвав с кожей кровавую перчатку ладони из захвата правого кольца наручника, содрала обломками маникюра с лица целлофановый окровавленный пакет. Вдохнула с каким-то лошадиным храпом и ржанием.
— Вася, бля, держи ее! — заорал Егоров, бросившись к девушке. — Ах, ты ж, еб твою мать!
Вася метнулся из-за камеры, чуть не завалив штатив, заметался по подвалу. Егоров удерживал своим весом на полу тело, бьющееся, как большая рыба.
— Что делать, Егоров?
— Руку ей назад заведи! — рявкнул Егоров, уклоняясь от ногтей женщины, беспорядочно полосовавших его лицо, и прижимая ее корпусом к полу. — Захват сделай и к браслету кисть подведи. Блядь, да не стой как елка!
Егорова кидало на девушке, как ковбоя на мустанге, он получил два раза в глаз, затем раз по зубам, потерял клок волос из головы. Бывшая Барсукова упрямо не хотела становиться бывшей на этом свете, и металась по полу как зверь, инстинктивно рвущийся из смертельной ловушки.
Вася с третьей попытки поймал кисть Алены, резко рванул руку на себя, выдергивая в локтевом суставе. Егоров, с лицом в крови — уже непонятно чьей, поймал вторую руку, подвел с усилием к наручникам и защелкнул запор. Встал, выдохнул, со злобой пнул пленницу в бок, ломая ребра, и встряхнул скованные за спиной руки — хлестко, как кнутом, ментовским приемом, сжимая захват колец до упора. Затем попятился от тела.
Девушка лежала лицом вниз, дергая скованными руками, суча ногами, и храпя как загнанная лошадь, втягивая драгоценный воздух.
— Это пиздец, Вася. Это просто пиздец. — Егорова почти трясло. — Я этого старого черта Каштыляна убью нахуй! Кто так фиксирует, блядь? Старый же мусор, битый-перебитый! — Егоров провел рукой по лицу, рассмотрел пальцы в крови. — А этой суке я сейчас клитор плоскогубцами вырву! С сосками! И сожрать заставлю! Тварь ебаная. Где эта хуйня, которой ты концы обжимал?..
Вася был бледен и холоден, как упырь.
— За что же ты ей клитор вырвешь? — медленно сказал Вася. — Она просто жить хочет. Как все. Ее тоже можно понять. Бьется, как умеет. Избыточная жестокость, Егоров. Ты же сам говорил, что это работа. Просто работа. Все мозги мне проебал своей работой. А сейчас — ты кто? Егоров, что ты делаешь? Ты уже удовольствие получаешь, да? Ты что уже, тоже шнеллер? Блядь, да тебя просто поцарапали. Тебя девка поцарапала. Давай, зеленкой обработаю, чтобы ты не помер.
Егоров наклонился вперед, уперся ладонями в колени и сипло отдышался, смешивая свое лихорадочное дыхание с хрипом лежавшей на полу девушки.
— А я же тебе говорил — давай браслеты перестегнем. Помнишь? За что же ты ей клитор вырывать собрался? За то, что Каштылян старый мудак, а ты самоуверенное хуйло? Не дам я тебе плоскогубцы. Иди, в гараже ищи, если хочешь.
— Все, Вася. Хватит. — Егоров сплюнул кровью на пол. — Хватит. Нахуй эту философию. Пакет другой давай.
— Какой?
— Любой. Какой есть.