Вася чем-то клацнул, раскаленные спирали софитов остыли до красного и потемнели совсем, подвал снова погрузился в шестидесятиваттную темноту кухонной лампочки. Вася молча крутил откидную панель камеры на штативе, вызывая к жизни то красные, то зеленые огоньки диодов. Егоров зашуршал, затопал по ножному насосу, подсоединенному к надувному матрасу. Некоторое время сосредоточенно качал меха, потом вздохнул сам.
— Вась, ты не дуйся на меня. Если ты глупость делаешь, я должен тебе об этом сказать. Чтобы потом за нее не было плохо тебе и мне. — Егоров опять начал ритмично топтать ногой грушу насоса. — Ты мне не чужой человек. Сам знаешь, сколько мы вместе прошли — и Крым и Рым. Больше не делай так. Пожалуйста.
Вася молчал, настраивая камеру. Затем неожиданно спросил, оглядывая помещение:
— А что за подвал такой под гаражом? Зачем он нужен? Да еще таких размеров и без вентиляции?
— Ты меньше интересуйся, Вася, — ровно сказал Егоров.
— Да ну тебя нахуй, — взорвался Вася. — То не бери, это не спрашивай! Надо было сразу все меню огласить! Я что, напрашивался? Это меня, блядь, упрашивали! И упросили, на мою голову
— Ладно, — Егоров опять вздохнул. — Не для того, что ты подумал. Хозяин кое-что здесь производил. И хранил. Потом вышел на другой уровень бизнеса. А подвал — что подвал? Ну, подвал картошку хранить, например. Хаши про него знает, потому что продукция из этого подвала через него же и шла. Вот и попросил хозяина в счет былых услуг посодействовать. Вытяжка, кстати, тоже была, там где варится химия — всегда есть вытяжка. Только ее отключили и разобрали, чтобы не палиться. Вон в том углу решетка за гипсокартоном. И связь мобильная в подвале есть, заметил? Все, ты доволен?
Егоров наклонился над матрасом, потыкал в него пальцем, проверяя упругость, ловко выдернул канюлю насоса из ниппеля и заткнул заглушкой.
— Валимся, Вася. Не, ну реально, достал ты фыркать на меня. Иди, свою жопу отдохни.
Егоров растянулся на каремате, Вася завозился рядом на матрасе, выбирая удобную позу. Полежали, молча рассматривая потолок. Егоров решил разрядить ситуацию, сменив тему.
— Нервничаешь, Вась, я вижу. Ты спокойней к этому относись. Ты же и не такое снимал, я знаю.
— Снимал — вздохнул Вася. — И такое, и не такое. И как баб трахают, и как мужиков наказывают. Но не наоборот. Не в моих привычках такое снимать. У меня тоже принципы есть. Зажал меня Хаши, черт албанский. Ему два раза подряд «нет» не говорят. Могут быть последствия.
— Это не «такое», — наставительно сообщил Егоров. — «Такое» для дурного удовольствия снимается, а здесь есть за что наказывать. Причем наказываю здесь я, по доверенности. А ты просто документируешь, и все. Это другое. Обычная работа. Отвлекись от того, что она баба.
— Да тот же конь, только с другими яйцами. То есть, без яиц. Мне просто непонятно — что в голове у подобных людей творится? Ну, прости. Или накажи. И забудь. Тебе же лучше. Нахуя это в свою жизнь тащить?
— У него есть мотивы, — серьезно сказал Егоров. — Можно понять человека. Он ее из деревенского навоза достал, отмыл шампунем. Сиськи ей сделал и нос. Вырядил как лялю. Бриллиантами обвешал. Женился, наконец. Понимаешь — что значит для такого человека жениться? Такие люди обычно на контрольном пакете акций женятся. Или на входе в кабмин. Не просто пообещать, выебать и откупиться потом не задорого наследника небось ждал. Ты думаешь, друзья да партнеры какими глазами на
него смотрели, когда он эту орловскую кобылу выводил, как свою законную супругу? Тоже ведь непросто смотрели. А, главное, доверил ей самое святое, что у таких людей бывает — свои деньги!
Егоров наставительно поднял палец к потолку.
— А кобыла что? Втихую делала аборты, да, с его же финдиректором поебываясь, грабила его причем финдиректора он тоже из навоза достал и отмыл, заметь момент
— Да понимаю я все, — досадливо ответил Вася. — Я вообще не о том. Что я, такого не видел? И классику жанра с паяльником в жопе, и как за яйца подвешивают, пока мошня не оборвется, но там понятно — победа добра над злом и торжество справедливости. А тут — зачем? Чтобы всю жизнь помнить, как тебе рога приставили? Удавил бы суку тихо, да и выбросил ее на помойку, а данный факт из головы. Нет, Егоров. Я думаю, тут дело в другом. Клиент наш точно нездоров. Это избыточная жестокость. В этом весь кайф для клиента.
— Чего? — спросил Егоров, поворачиваясь на каремате к Васе. — Какая жестокость?
— Избыточная. Заметь не «излишняя» или «чрезмерная», потому что речь о мере вообще не идет. Именно в этом смысл для извращенца. Чтобы сумма страданий жертвы превышала сумму его удовольствия. И вот за счет этой дельты он и тащится, понимаешь? То есть, выходит как бы проценты на проценты, удовольствие вторичного перегона. Перегруз вместо музыки
— Вась, тебе дурных книжек поменьше читать надо, — осторожно заметил Егоров. — И побольше спортом заниматься. Какие «проценты на проценты»? Какой «вторичный перегон», ты чо? Серьезный мужик решил с блядующей женой разобраться. Даже в классике такого полным-полно. Отелло, например. Ну, конкретно там он неправ был, но эмоции же! Я ведь тоже читать умею, Вася.
— Егоров, блядь! — Вася досадливо цыкнул. — Ну вот чего ты нелепые примеры приводишь? Отелло с собой покончило от переживаний, а этот собирается до конца жизни наслаждаться. Потому что в голове у него не все в порядке. Сейчас я объясню тебе, что такое избыточная жестокость. Вот представляешь, ты поджигаешь соседу хату, чтобы от нее прикурить. Смысл не в том, что ты прикуришь
— Понятно, что не в том. Смысл в том, чтобы у соседа хата сгорела.
— Нет! Так нормальный человек рассуждает, который хоть какую-то пользу для себя ищет. Тут можно и хату поджечь. А маньяку и извращенцу важна именно разница по стоимости между хатой и спичкой. Слушай, Егоров, помнишь, я проставлялся за хорошую работу в «Дубке»? С премии?
— Ну?