Егоров довольно хмыкнул, откатился на лопатки, прыжком поднялся с каремата, подошел к столику и взял телефон.
— Да, я. Понял. Загоняйте бусик между домом и теплицей, там дорожка. Гараж занят. С пульта ворота откройте и закройте. Ты в машине остаешься, братья Тырбы пусть козу вниз ведут. В дом не заходить. Сзади через гараж, и вниз по лестнице. Ключи от дверей на том же брелке, что и пульт.
Вася тоже встал с матраса, двинулся к своим софитам.
— Братья-с-Торбы? Хоббиты, что ли? Включать свет?
— Тырбы они, а не «торбы». Не надо пока все включать, изжаримся. Одну дальнюю включи.
— Грузины? Или абхазы? У них там все на «а» заканчивается. Была у меня, Егоров, одна пианистка,училка в музшколе. Капба была ее фамилия. Ох, я тебе скажу, Егоров, где попало такое не найдешь, восточная страсть, горный темперамент я потом ногти грыз, и все хотел ее нового мужа героем своего фильма ужасов сделать, хотя и сам же виноват был не ценил пианистку, пока не проебал дальнюю включать, которая на дверь светит или перекрест?
— Так то на «а» кончается, а то на «у». Тырбу на «у». Румыны они или молдаваны или хуй его поймет, какие цыганы — не разбираюсь. У Хаши работают, но невысоко стоят. Пока типа стажеры под Каштыляном. Вторую лампу включать не надо. Вот так, отлично, чтобы со входа в глаза давало, как в гестапо. О, заебись, все. Только не снимай, пока не скажу.
Вася встал возле штатива, Егоров напротив двери, натягивая на голову черную балаклаву с прорезями для глаз и рта. Постояли молча, прислушиваясь к лестнице.
— Вась?
— А?
— А может, найдем твою Капбу, мужа отпустим в верхнюю тундру, да и будешь с ней в четыре руки играть на пианино?
— Егоров, не шути так. У нее уже двое своих детей и преподавание. — Вася вышел из-за штатива.
— Вась, перестань. Извини. Напряженный ты, я вижу. Пытаюсь как-то помочь тебе, отвлечь. Неудачно пошутил, согласен. За тебя переживаю. Прости, Вася. Все нормально.
2.1.
По лестнице затопали, невнятно ругаясь и спотыкаясь на ступеньках. Затем показался Тырбу-младший, рослый и носатый, вытаскивая за плечо женскую фигуру с синим мешком, похожим на школьный, от сменной обуви, на голове. За ними зашел Тырбу-старший, сухой, поменьше брата ростом, но точно такой же чернявый и носатый, подталкивая девушку сзади.
Поставили перед Егоровым, старший потянул мешок на затылке, задирая голову добычи вверх и обтягивая ее лицо синей тканью.
— Авиапочта прибыла. Мешок снимать, начальник? Костыль сказал
— Это чо за хуйня? — удивленно перебил его Егоров. — Где вы ее в таком виде достали?
Девушка стояла босиком, в хлопчатых трусиках с принтом «Kissmos» на лобке, в белой майке со стразами. И с полотняным обувным мешком на голове.
— Где ее штаны, блядь? Где обувь? Она что, в трусах и босиком по улице разгуливала?
— Эй, хорошие вещи были, — сказал, ухмыльнувшись, Тырбу-старший. — Зачем им пропадать? Знаешь что такое «Кавалли»? Что такое «Прада» знаешь? Лицо смотреть будешь? Мешок снимать? Вот, над жопой партак есть, как в ориентировке. Можешь проверить. Она самая.
Тырбу развернул женщину задницей к Егорову и показал татуировку, непонятно зачем приспустив трусики, хотя и так все было прекрасно видно.
— Эта? Или не эта? Все как Каштылян сказал, да. Специально посмотрел на жопу, пизду полапал, бритая, чистая. Эта такая и должна быть. Или что не так, начальник? Назад ее везти? — Тырбу весело заржал. — Другую привезти? Скажи — какую хочешь? — теперь ржал уже и младший Тырбу. — Любую привезу!
Егоров смотрел на братьев, катая желваки.
— Телефон ее где? Не дай бог, вы его тоже забрали со штанами и сюда привезли