— Нормальные слова, — хмыкнул Никита и тут же, не удержавшись — ехидно улыбнувшись, съязвил — В нашем Незалупинске все так говорят.
— А, ну тогда понятно… тогда — простительно, — отозвался Андрей, выражением лица демонстрируя Никите своё постное смирение, в то время как глаза его лучились неистребимым смехом. — А ещё, наверное, в вашем Незалупинске можно запросто встретить на каком-нибудь заборе надпись типа «Смерть пидарасам!» или кто-то там «педик»… есть такие пещерные надписи в вашем городе Незалупинске?
Никита, глядя на Андрея, засмеял:
— Есть… а откуда ты знаешь?
— А чего ж не знать… — хмыкнул Андрей. — Милый патриархальный город с насквозь проспиртованными и потому неувядающими ценностями «просвещенного консерватизма», где пацаны, которых по причине этого самого консерватизма никто не трахает, сначала пишут на заборах — посылают городу и миру — свои персональные сигналы «sos», потом, подрастая, превращаются в банальных гопников… чего ж здесь не знать! Впрочем, сейчас на заборах пишут лишь те, у кого нет интернета, то есть пишут на заборах совсем дикие мухосранцы, они же козлодоевцы, они же незалупчане, а просвещенная гопота делится своими комплексами в блогах, информирует мир о своих сексуальных фобиях на своих персональных страничках: «смерть пидарасам!»… милый провинциальный город — город, в котором гопники по причине собственной анальной девственности агрессивно не любят голубых, называя их в лучших традициях «просвещённогоконсерватизма» «пидарасами» и «педиками»… так о чём ты хотел сказать? Если ты ночью и сюда, и туда — и орально, и анально… то — что?
— А то! Если я об этом ничего не помню, то — это было или не было?
Никита не очень понял, к чему Андрей говорил про какой-то консерватизм, — Никита задал свой вопрос про факт наличия сексуальной новеллы в принципе — при условии, что в памяти эта новелла субъективно отсутствует, и в глазах Никиты отразилось живейшее любопытство… действительно, это был вопрос! Если он, Никита, не помнит, как он трахался в рот и в жо… как он трахался орально и анально, то можно ли такой трах воспринимать как нечто свершившееся — осуществлённое? Он, Никита, был пьяный… он ничего не помнит — и потому он по-прежнему ничего не знает о таком сексе на уровне собственных ощущений, то есть в плане собственного восприятия и личного отношения не имеет о таком сексе ни малейшего представления, как не имел он ни малейшего представления о таком сексе до этой ночи… а это всё равно, что ничего не было! И в то же время это было — реально было… ну, и как в этом случае можно определить, голубой он или нет?
— Ты сказал, что ты не знаешь, голубой ты или нет… а я, по-твоему, кто? — Никита, только что уверенно проговоривший Андрею, что он не голубой, на секунду запнулся. — Ну, то есть, как ты считаешь… про меня — ты как думаешь? Если я ничего не помню… голубой я или нет?
Никита спросил о возможности собственной голубизны так, как если бы он спрашивал то же самое о ком-то другом — не о себе… он спросил об этом без всякого напряга, свойственного всем тем, для кого вопрос этот — вопрос сексуальной ориентации — имеет на стадии сексуальной идентификации значение животрепещущее, — а Никита спросил об этом спокойно, и уже одно это свидетельствовало о том, что вопрос сексуальной ориентации для него, для Никиты, не является проблемой… любопытство было во взгляде Никиты, и Андрей, всё так же держащий в своей ладони возбуждённый Никитин член, не мог не отметить про себя, что во всей этой истории есть действительно какой-то парадокс: парень трахался, кайфовал, но об этом не помнит, а не помня об этом, он как бы не трахался, не кайфовал — не было такого… получалось, что проникновение члена в анус, движения члена в жаром полыхающем отверстии, кайф, связанный с этим, венчающий действо сладчайший оргазм — всё это само по себе ровным счётом ничего не значит, если, проспавшись, ты об этом ничего не помнишь… а если и помнишь, то это что-то принципиально меняет? Голубой, не голубой — какая разница? Предрасположенность к однополому сексу не в смысле сексуальной ориентации, а в смысле потенциальной готовности такой секс иметь есть у каждого — предрасположенность эта дана изначально, и в этом смысле голубые все, но все не могут быть голубыми в том смысле, в каком это слово употребляется… «голубой я или нет?» — спросил Никита, и ответить ему можно хоть так, хоть этак… всё будет и правильно, и неправильно — одновременно!
— Ты, Никита, не голубой, — коротко проговорил Андрей, с наслаждением вдавливаясь в Никитино бедро своим напряженно гудящим членом. — Я ответил на твой вопрос?
— Ответил, — Никита, скользя взглядом по Андрееву лицу, чуть заметно улыбнулся. — Но на этот вопрос я ответ знал сам… а вот ты ответь мне на вопрос другой…
— Ответ на который ты тоже знаешь сам? — Андрей, говоря это, легонько стиснул в ладони Никитин член. — Я тебе мог бы, Никита, сейчас тоже задать вопрос, на который я знаю ответ…
Андрей, вопросительно глядя Никите в глаза, плавно задвигал рукой, двигая на Никитином члене крайнюю плоть, но Никита на это не обратил внимание… или сделал вид, что он не обратил внимание? Во всяком случае, Никита никак не отреагировал, — глядя в глаза Андрею, Никита весело, энергично, запальчиво проговорил:
— А ты спроси… ты задай свой вопрос, и мы посмотрим, знаешь ты ответ или нет!
— Знаю, — хмыкнул Андрей. — Но если ты хочешь проверить это… легко! Сейчас мы проверим…
И не успел Никита что-либо сообразить в ответ, как Андрей вновь оказался на нём — навалился сверху, снова подмял под себя распростёртое Никитино тело, вдавившись членом Никите в пах… ах, какой это был кайф — подмять под себя Никиту! Андрей, сжав ягодицы, с силой вдавил в Никиту член, одновременно ощущая горячую твердость члена Никитиного… это был кайф — чувствовать на себе тяжесть Андреевы тела, ощущать его напряженно твёрдый член, обжигающим жаром вдавившийся в пах, — медленно опуская голову, Андрей приоткрыл губы, и Никита, видя это, совершенно безотчетно шевельнул губами своими… губы у Никиты были податливые, послушно-отзывчивые, — снова целуя Никиту взасос, Андрей сладострастно содрогался на Никите всем телом, и это сладострастие невольно передавалось Никите: безотчетно скользя ладонями по Андреевой спине, по его судорожно сжимающимся ягодицам, лежащий под Андреем Никита непроизвольно сжимал ягодицы свои, делая бёдрами короткие толчки вверх — навстречу Андрею… за окном было хмурое утро, и там, за окном, куда-то спешили люди, шуршали шинами проносящиеся мимо автомобили, а в комнате — на широкой тахте — голый студент-пятикурсник, запойно целуя взасос, сладострастно мял широко раздвинувшего ноги голого школьника-одиннадцатиклассника, и им, двоим, не было никакого дела до всего того, что происходило за окном — кто куда шел или кто куда ехал… наконец, Андрей оторвал губы от губ Никиты, потому что делать так дальше — продолжать так делать — для Андрея было уже чревато оргазмом, первые признаки которого Андрей почувствовал сладко зудящими мышцами сфинктера, — приподняв голову, Андрей резко замер, глядя Никите в глаза — облизывая губы:
— Никита… я знаю ответ на свой вопрос, но ты хочешь, чтоб я спросил… я спрашиваю: тебе это в кайф? Ночью тебе это было в кайф… но то было ночью, когда ты был пьян… а сейчас? Сейчас тебе — как? Только честно, Никита… честно ответь!
— Ну, нормально… клёво! — выдохнул Никита, вслед за Андреем машинально облизывая мокрые губы. — А ночью мы делали тоже так — мы целовались ночью?
— Ночью мы делали в с ё, что делают парни в подобных случаях… — проговорил Андрей, любуясь Никитой… «парню — шестнадцать лет… скоро будет семнадцать, а он в сексе наивный, как семилетний… бывает же так!» — подумал Андрей, любуясь Никитой, и улыбка сама собой расплылась на его лице, отчего лицо Андрея тут же засияло, заискрилось радостным — солнечным — светом… и было от чего!
Андрею Никита понравился сразу — с первого взгляда… впрочем, Никита на свадьбе понравился всем: живой, открытый, совершено не комплексующий, Никита естественно и органично вписался в веселящуюся компанию, как если б он был не школьником-одиннадцатиклассником, а таким же беспечным студентом, как все остальные гости… и Андрей, то и дело незаметно глядя на Никиту с чувством лёгкого томления, не мог даже подумать — не мог предположить — что э т о может случиться… что это не просто случится, а получится так упоительно, так обалденно хорошо! Никаких шансов у Андрея не было: Никита был братом Игоря, был школьником, приехал с родителями, причём приехал на ничтожно короткий срок… а с учетом того, что сам Андрей в вопросе своих сексуальных пристрастий был крайне осторожен, шансы у Андрея были нулевые — никакие; и даже тогда, когда Никита устроил глупый скандал в общежитии и Игорь попросил Андрея, чтоб тот забрал Никиту к себе, чему Андрей в душе не мог не обрадоваться, шансов у него, у Андрея, не прибавилось, потому что Никита явно не относился к тем парням, кто хочет или готов окунуться в голубой секс, а при таком раскладе любое тематическое движение или даже слово со стороны Андрея могло быть чревато скандалом со всеми вытекающими последствиями, чего Андрей не мог допустить в принципе: никто не знал — никто не догадывался — о тайной склонности Андрея… какие могли быть шансы в такой ситуации? Никакихшансов не было… разве что можно было попробовать сделать так: дождаться, когда пьяный Никита уснёт, и, проверив крепость его сна — убедившись, что спит он крепко, осторожно полапать его, поласкать и пощупать, пососать у него, у спящего, член, привычно кончив при этом в кулак, но так Андрей никогда не делал — сексуального опыта со спящими у Андрея не было… да и потом, какое в этом удовольствие? Минимальное удовольствие — мизерное… И потому, когда пьяный Никита шел к Андрею домой, Андрею казалось, что жизнь смеётся над ним — искушает его, не давая ему никакого шанса на полноценный — взаимный — кайф… это был замкнутый круг: Андрей, шагая рядом с Никитой, хотел секса с Никитой — и в то же время боялся, что Никита воспримет это в штыки… и хотя Никита не был похож на примитивного гопника — существо с одной, но «правильной» извилиной, тем не менее его неожиданная выходка в общаге, которая, кажется, удивила даже Игоря — старшего брата, явно свидетельствовала о связанной с возрастом совершенной непредсказуемости, чреватой возможностью мгновенно возникающей агрессии, не воспринимающей никаких разумных доводов-аргументов, что делало и без того ничтожные шансы Андрея на взаимный секс практически нулевыми.
А получилось всё — сложилось-склеилось — неожиданно легко и потому совершенно естественно… всё получилось само собой! Андрей, разложив для Никиты кресло-кровать, спросил Никиту, пойдёт ли он перед сном в душ… и хотя в этом вопросе-предложении не было ничего необычного — он, Андрей, застелил чистую постель, тем не менее вопрос этот имел для Андрея своё, глазу не видимое значение: душ подразумевал обнаженность, которая таким образом, то есть в контексте принимаемого душа, становилась добровольной и естественной, что, в свою очередь, могло стать первым шагом на зыбком пути сближения… потому и спросил Андрей Никиту — поинтересовался у Никиты, пойдёт ли тот в душ. «А нахуя?» — спросил Никита. «Ну, мало ли… откуда я знаю, как ты привык? — рассмеялся Андрей, пожимая плечами. — Моё дело предложить, а там — как знаешь… полотенце тебе я дам». «Давай!» — неожиданно проговорил Никита и, стараясь выглядеть деловито, тут же начал раздеваться: стянул через голову пуловер, снял рубашку… затем он расстегнул ремень на джинсах, и джинсы сами собой съехали по его ногам вниз; Андрей стоял рядом — смотрел, как Никита раздевается… на свадьбе Андрей не пил мало, и потому он был почти трезвым; а Никита был пьяным конкретно, — пока они ехали в общежитие, пока общались с вахтёршей, пока шли на квартиру к Андрею, Никита ещё как-то держался, и только когда Никита стал раздеваться, Андрей понял, что пьян Никита — в хлам; стянув с себя джинсы, Никита, не раздумывая, вслед за джинсами спустил с себя трусы — и Андрей, молча наблюдавший за процессом раздевания, невольно затаил дыхание: Никита стоял перед ним голый — стройный, ладный, желанный… толстый длинный член, каким он бывает у парней в пору роста, полуоткрытой головкой мясисто — внушительно — свисал вниз, и яйца в мошонке были крупные, рельефно выпуклые… волосы на лобке, иссиня-черные, показались Андрею шелковистыми, — волосы росли над членом не треугольником с уходящей вверх дорожкой, а росли густым ровным полукругом, образуя над членом подобие нимба… укомплектован Никита был классно! Нестерпимо захотелось протянуть руки — привлечь Никиту к себе, и только усилием воли Андрей удержал себя от подобного шага, — скользя взглядом по телу Никиты, Андрей почувствовал, как у него стремительно затвердевает член — наливается сладостно саднящим зудом… а Никита словно не ощущал своей наготы — Никита стоял совершенно голый, не испытывая ни малейшего смущения, и в этом отсутствии смущения не было ничего наигранного, на что-то намекающего или, тем более, провоцирующего, — отсутствие смущения было естественным, как если бы Никита был в комнате один… «Андрюха… завтра я пойду в общагу — упокою вашу долбаную вахтёршу… ты пойдёшь со мной, Андрюха? Мы, бля, их всех на пол положим… где моё полотенце?» — проговорил Никита, не замечая, каким взглядом Андрей его, голого, рассматривает…
А посмотреть было на что! Никита был невысокий, крепко сбитый, ладно сложенный — и в то же время он был по-юношески грациозный, стройный, изящно гибкий… «Полотенце? В ванной… — отозвался Андрей. — Идём!» Никита, выходя из комнаты — направляясь в ванную, повернулся к Андрею задом, и Андрей, тут же скользнувший взглядом по Никитиным ягодицам, почувствовал, как жаром полыхнуло в напряженном члене… у Никиты была классная попка! Небольшая, сочная, матово-белая… обалденная была попка! «Никита, вот полотенце… — Андрей достал из шкафчика, вделанного в стенку, чистое махровое полотенце. — Вот, Никита… воду регулируй — как ты любишь… сам помыться сможешь?» — «Смогу!» — «Ну, давай… обмывайся». А что Андрей ещё мог сказать — что он мог сделать? Член у Андрея, оттопырив брюки, стоял несгибаемым колом… оставив дверь в ванную открытой, Андрей метнулся в комнату — торопливо собрал разбросанные по полу Никитины вещи, затем, чутко вслушиваясь в шелест льющейся воды, рывком снял с себя пиджак, одним движением ослабил-сорвал галстук, через голову, расстегнув пару верхних пуговиц, стянул рубашку и уже расстегнул ремень на брюках, чтоб сменить брюки на шорты, как вдруг из ванной комнаты донёсся грохот, и вслед за грохотом раздался протяжный Никитин мат: «Бля-а-а… ебать мой хуй!», — придерживая рукой спадающие брюки, Андрей метнулся из комнаты в ванную… опираясь руками о края ванны, Никита пытался встать. «Никита, чего ты… что случилось?» — Андрей замер в дверном проёме, держа руками спадающие брюки. «Упал, — коротко отозвался Никита. — Поскользнулся… ёбнулся, Андрюха… но — не разбился», — Никита, глядя на Андрея снизу вверх, пьяно рассмеялся. «Блин… тебя одного оставить нельзя! Сейчас, Никита… я помогу тебе — подожди!» — Андрей, выпустив из рук брюки, подхватил Никиту подмышки, и брюки, складываясь гармошкой, тут же упали с Андрея вниз, — белые трусы Андрея, оттопыренные выпирающим вперёд колом, оказались на уровне Никитиного лица, но Никита на это не обратил внимания — Никита смеялся, пытаясь встать: «Андрюха, прикинь… я упал… прикинь, какой я пьяный… ебать мой хуй… я не пьяный, Андрюха… я пьяный в жопу!»
Никита весело смеялся, и это не могло не придать Андрею решительности, — скрывающий свои сексуальные предпочтения, Андрей привык быть осторожным, всегда контролирующим свои эмоции, но сидящий на дне ванны голый Никита беспечно смеялся, тем самым невольно подталкивая Андрея быть более раскованным — более предприимчивым… поднимать Никиту на ноги, стоя сбоку, было неудобно, и Андрей, торопливо освободившись от брюк, в следующую секунду оказался в ванне стоящим против Никиты; тело Андрея вмиг намокло под струями воды, и белые трусы его, обретя телесный цвет, обтекаемо прилипли к телу, очертив контуры выпирающего из них члена; «Андрюха… у тебя что — стояк? — Никита, глядя на внушительно вытянувшийся вперёд бугор, на секунду замолк, но уже в следующую секунду, истолковав эрекцию Андрея на свой лад, довольно засмеялся. — Давай, Андрюха… обмываемся по-быстрому и — зовём их… да? Зовём их… ебать мой хуй!» «Кого мы зовём?» — опешил Андрей. «Ну, этих… девчонок зовём… которые, бля, по вызову… зовём?» «Вставай!» — Андрей невольно улыбаясь, потянул Никиту за руки, поднимая его со дна ванны. «Андрюха… ты знаешь, куда нам звонить? Давай… обмываемся быстро… хуля ты в трусах? Снимай, бля… снимай трусы — обмываемся и… вызываем девчонок!» «И в самом деле… хуля я в трусах?» — поддакивая Никите, Андрей рывком стянул с себя трусы, и член его, пламенея сочной открытой головкой, тяжеловесно дёрнулся вверх… но Никита не обратил на это внимание — Никите было шестнадцать лет, он был пьян, а потому мысль о девчонках, произнесённая вслух, всецело завладела его сознанием. «Андрюха… одну тебе, а одну мне… двух нам хватит! Андрюха… я блондинку хочу… или брюнетку — мне без разницы… ты сам, Андрюха, какую хочешь?» Андрею, чей член распирало от возбуждения, хотелось Никиту, стоящего в полуметре, — Андрею хотелось обнять Никиту, прижать его к себе, стиснуть ладонями его попку… «Никита, какие девочки? У тебя не стоит… какие могут быть девочки?» — отозвался Андрей, скользнув взглядом вниз, на Никитин член, и Никита тут отреагировал на слова Андрея с пьяной запальчивостью: «У кого не стоит? У меня не стоит? Смотри… у меня всегда стоит! — опустив голову вниз, Никита пальцами правой руки приподнял член. — Смотри… хуля, бля, не стоит… — Никита уверенно, ничуть не стесняясь стоящего рядом Андрея, обнажил головку мягкого и вместе с тем упруго налитого соками юности члена. — Смотри… — член Никитин, длинный и толстый, был похож по форме на аппетитную сосиску, как это часто бывает у парней в пору их стремительного взросления… крайняя плоть, заворачиваясь рубцом, сместилась к основанию, обнажив красивую алую головку. — Смотри… две секунды, и он готов… вызываем девчонок! — Никита, обхватив член ладонь — сжав стремительно твердеющий член в кулаке, быстро задвигал правой рукой, сосредоточенно глядя на эту вполне привычную для него манипуляцию. — Звони, Андрюха… смотри… я готов!»
И действительно, Никита был готов: член, за считанные секунды превратившийся из мясисто-упругого в несгибаемо-твёрдый, распирал Никитин кулак своим более чем приличным размером… разжав кулак, Никита самодовольно проговорил: «Не меньше, чем у тебя… звони!» Они, школьник и студент, стояли друг против друга под струями теплой воды, оба возбуждённые, оба жаждущие — желающие… но желания их были различны, и в этом была проблема: Андрей хотел секса с Никитой, в то время как сам Никита, не предполагая никаких альтернатив, хотел секса с блондинкой… или с брюнеткой, — Никите было без разницы, какого цвета волосы будут между ног… между ног — у девчонки, — явно не Андрея хотел Никита! Ну, и что Андрею было делать? Они стояли друг против друга — стояли в полуметре один от другого с возбуждённо торчащими членами, но разделяли их не эти полметра, а разделяла их пресловутая «ориентация»… и даже не «ориентация» — не предпочтение сексуального партнёрства, границы которого могут быть зыбки и расплывчаты, а уголовно-церковное представление о партнёрстве, где граница между «правильным» и «неправильным» тупо окостенела на уровне дремучего средневековья… что было делать? Обнять Никиту, прижать его к себе — это было бы так естественно в ситуации их обоюдного возбуждения, но Андрей медлил, с трудом удерживая себя от подобного шага-движения в сторону Никиты… прижать Никиту к себе, обнять его — и в ответ получить реакцию, обусловленную извращенным пониманием секса как такового? За всё это время, что они были вдвоём, Никита не сделал ни одного гомофобского выпада — ни прямо, ни косвенно не обозначил своего негативного отношения к однополому сексу либо тем, кто секс такой предпочитает, и это не могло не обнадёживать Андрея… и вместе с тем — где была гарантия, что реакция Никиты будет адекватна природе, а не замшелым догмам, которые, быть может, уже успели прорасти в сознании парня своими ядовитыми корнями, исказив его представления о том, что в сексе делать «можно», а что делать в сексе «нельзя»? Не было у Андрея такой гарантии… «Андрюха… хуля мы мокнем? Я уже обмылся — я готов… хуй, бля, стоит — не хуже твоего… давай… девчонок, бля, вызываем!» — говоря это, Никита качнулся в сторону, пытаясь вылезть из ванны, но вместо этого его повело назад, и он наверняка бы грохнулся снова, если б Андрей, стремительно протягивая руки, не успел Никиту удержать… это произошло само собой: удерживая Никиту — не давая парню упасть, Андрей рывком притянул его к себе, тем самым прижимая его тело к телу своему… всё получилось более чем естественно, так что даже лукавый моралист, окажись он случайным свидетелем этой сцены, не смог бы бросить Андрею упрёк в том, что голый Андрей притянул — прижал — голого Никиту к себе «с целью дальнейшего развращения».
«Никита, блин… не падай! Держись на ногах… — Андрей, удерживая Никиту, одной рукой перехватил его поперёк спины, в то время как другая рука непроизвольно скользнула на Никитины ягодицы. — Держись за меня… руками… руками меня обхвати!» Говоря это, Андрей надавил ладонью на Никитины ягодицы, плотней прижимая Никиту к себе… и голый Никита, соприкоснувшись с голым Андреем, не дёрнулся от Андрея в сторону, не стал Андрея отталкивать, — податливо вжавшись пахом в пах Андрея, Никита вскинул руки вверх — обхватил Андрея за шею… не обнял, а послушно обхватил Андрееву шею, положив свои руки Андрею на плечи — никак не реагируя на то, что тела их с напряженно торчащими членами плотно прижались одно к другому… он, Никита, вообще не обратил на это никакого внимания! Между тем, Андрей, прижимая Никиту к себе — чувствуя животом горячий, напряженно твёрдый Никитин член, невольно двинул вперёд бедрами — скользнул своим твёрдым, сладостно залупающимся членом по животу Никиты, одновременно круговым движением ладони скользя по Никитиным ягодицам… это были вполне откровенные — внятные и понятные — движения, на которые Никита снова никак не отреагировал… то есть, Никита отреагировал, но отреагировал по-своему: «Андрюха… хватит нам мыться — звоним девчонкам… трахаться, бля… хочу трахаться! Девчонок зовём — трахаться будем…» — он, Никита, зациклившись на девчонках, Андрея явно не воспринимал в качестве возможного сексуального партнёра, в то время как Андрей, лаская ладонью Никитину задницу, с каждой секундой — с каждым движением бёдер — был в выражении своих чувств все откровеннее и откровеннее, — тиская покорно стоящего Никиту, сладострастно прижимая его к себе, Андрей возбуждённо рассмеялся: «Никита… какие девчонки — где мы их возьмём?» «Вызовём… по телефону вызовем! — отозвался Никита, позволяя Андрею себя лапать, ласкать и тискать, но при этом по-прежнему не делая со своей стороны никаких ответных движений. «Чтоб девчонок вызывать… чтоб их заказывать, нужны деньги… а у меня сейчас денег нет… обойдемся без них, Никита… без девчонок обойдёмся!» — Андрей, говоря это, вдавил-утопил указательный палец между Никитиных ягодиц — подушечкой пальца нащупал туго стиснутое Никитино очко… «Андрюха, блин… что ты делаешь? — засмеялся Никита, сжимая ягодицы. — В жопу пальцем лезешь… у меня, бля… у меня есть деньги — есть мои деньги у Игоря…» «Ага… сейчас ты Игорю позвонишь — скажешь ему, чтоб он твои деньги тебе привёз… вот он обрадуемся!» — Андрей, тихо смеясь, скользнул губами по Никитиной шее, по подбородку… и губы Андрея прижались к губам Никиты, — Андрей жарко и страстно засосал Никиту в губы, одновременно с этим не прекращая ласкать указательным пальцем туго стиснутое Никитино очко…