— Ага, и оргазм, когда ты кончаешь в процессе мастурбации, тоже… не оргазм, а заменитель оргазма — типа вместо оргазма… да?
— Нет, оргазм настоящий, — Никита засмеялся. — Оргазм — это кайф…был бы оргазм ненастоящим, в дроче не было б никакого смысла … оргазм — настоящий!
— Получается, что сам процесс — не настоящий, а оргазм настоящий… — проговорил Андрей, не без доли ехидства глядя на Никиту. — Да? Так получается?
— Ну, так… — ответил Никита, и Андрей уловил в голове Никиты нотки неуверенности.
— Не так, Никита! — напористо проговорил Андрей, глядя Никите в глаза. — Нельзя, думая о результате, пренебрегать процессом, ведущим к результату. Ну, то есть, можно, конечно… а — зачем? Это, Никита, как в жизни… всегда есть в жизни какая-то цель, но к цели этой нужно идти — к цели всегда ведёт путь, и пренебрегать этим путём глупо, потому что путь этот и есть сама жизнь. Результат — это как вершина, которой ты достиг, и не более того. Допустим, у тебя сейчас цель — закончить школу… но ты ведь, продвигаясь к этой цели — готовясь к экзаменам, не пренебрегаешь всеми прочими тебе приятными радостями жизни! Ты тусуешься с друзьями, ловишь драйв на дискотеках, ходишь по вечерам в спортзал — получаешь удовольствие там… то есть, двигаясь к цели, ты не говоришь себе, что путь к цели — это «не жизнь, а вместо жизни»… так ведь? Любая достигнутая цель теряет свой смысл в качестве стимула движения, и ты ставишь себе новую цель, чтоб снова двигаться — снова жить. То есть, жизнь, Никита… жизнь — это не цель, к которой ты стремишься, а это путь, который ты проходишь, чтобы цели достигнуть. И в этом смысле путь важнее цели, потому как путь к любой цели — это, собственно, и есть жизнь. И так — во всём… цель важна, но цель не подменяет — не заменяет — саму жизнь. Точно так же и в сексе… точно так же! Оргазм — это цель, и не более того; оргазм — это пик кайфа, длящийся считанные мгновения, и говорить или думать, что процесс, ведущий к этой вершине наслаждения, может быть ненастоящим и потому этим процессом можно пренебрегать — это, Никита, глупость… это — непонимание самой сути секса. Смотри: можно, мастурбирую, достичь оргазма через две минуты — быстро и незатейливо… сбросишь ты напряжение? Сбросишь. А можно процесс мастурбации растянуть на полчаса, на час… в результате ты точно так же достигнешь оргазма и, соответственно, сбросишь напряжение, но путь к этой цели уже будет качественно иной: никуда не торопясь — двигаясь к цели в течение получаса или даже часа, ты, вне сомнений, поимеешь куда больше удовольствия-наслаждения!
— Ну, бля… не знаю, — проговорил Никита, невольно думая над словами Андрея — переваривая услышанное. — Не знаю… хуля ты меня грузишь? Секс — это секс. А дроч — это дроч… дроч — когда секса нет, — проговорил Никита, и Андрей в его голосе не уловил той уверенности, с какой Никита говорил о мастурбации всего несколько минут назад.
— Дроч, Никита… дроч — это тот же самый секс… не заменитель секса, как ты думаешь, а самый настоящий секс — секс без партнёра… секс, а не способ, как ты считаешь, сбросить напряжение. Но чтоб это понять, нужно пошевелить мозгами — не только руками, а и мозгами. Смотри…
Андрей, проговорив «смотри», снова провёл пальцем по губам Никиты — тем самым, которым он ласкал Никитино очко, и тут же, не давая Никите что-либо сказать-возразить, уверенно приблизил своё лицо к лицу Никиты, жарко и страстно впился открывшимся ртом в Никитины губы, — вздрогнув от столь стремительной «смены декораций», Никита непроизвольно шевельнул ладонями, приятно лежащими на Андреевых ягодицах… и — нисколько не противясь Андреевым губам, жадно вобравшим, обхватившим губы его, Никита, испытывая сладостное удовольствие, с наслаждением заскользил ладонями по Андреевым ягодицам, ощущая из сочную, приятную на ощупь упругость, в то время как сам Андрей, лёжа на Никите сверху, сладострастно задвигал бёдрами, скользя сладко залупающимся членом о Никитин пах… какое-то время они, Андрей и Никита, сосались в губы, точнее, в губы Никиту сосал Андрей — при полном Никитином согласии… лёжа под Андреем, Никита уже не напрягался, как это было в самом начале, и можно было бы, не тратя время, плавно переходить к следующему этапу путешествия — двигаться дальше, углубляясь в кущи упоительного блаженства, но Андрей, отрываясь от Никитиных губ, подумал, что он всё-таки проговорит вслух ответ на вопрос, который так или иначе у Никиты всё равно неизбежно возникнет, — приподняв голову — глядя Никите в глаза, Андрей чуть слышно выдохнул:
— Никита…
— Что? — отозвался Никита так же тихо, то ли подражая Андрею, то ли под действием полыхающего в теле сладострастия.
— Только не говори, что тебе это не в кайф — то, как мы здесь лежим и что мы сейчас делаем… и тебе это в кайф, и мне — нам обоим это в кайф! И что — ты сейчас тоже будешь утверждать, что это не секс?
Никита — шестнадцатилетний одиннадцатиклассник — лёжа под Андреем, молча смотрел Андрею в глаза, и взгляд у Никиты, опьянённый удовольствием, в то же время был беспомощно вопрошающим, как у ребёнка — как у маленького мальчика, не знающего, как объяснить возникшую проблему… взгляд маленького мальчика, не знающего объяснения по причине отсутствия в словарном запасе нужных для объяснения слов… да, это был кайф — настоящий кайф… но этого кайфа не должно было быть! А между тем, лёжа под Андреем — непроизвольно тиская, сжимая, лаская Андреевы ягодицы, Никита не просто испытывал удовольствие, а хотел продолжения…он хотел продолжения! И это-то и было Никите и странно, и непонятно, потому что он был не с девчонкой, а был с парнем… почему это в кайф — лапать парня за задницу, чувствовать его жаркие губы на своих, ощущать его твёрдый напряженный член, горячо вдавившийся в пах? Он же, Никита, не голубой — он никогда ни о чём таком не думал, ничего такого не рисовал в своём воображении, и вдруг… они ночью — ебались, как голубые, и сейчас… сейчас ему тоже приятно, и он, Никита, осознавая эту приятность, невольно хочет продолжения… почему? Почему это в кайф — ему, Никите?
— Ну… что молчишь? Разве это — не секс? — повторил Андрей, страстно и медленно вдавливаясь пахом в пах Никиты; Андрею было и смешно, и радостно, что Никита, вполне взрослый пацан, и даже не пацан уже, а парень, не понимает элементарных вещей… и ему, Андрею, хотелось не только физически обладать Никитой — целовать его, обнимать, трахать в рот, сосать у него, вставлять ему член в жаркую тугую дырочку, ощущать его член в самом себе, а ничуть не меньше хотелось с ним, с Никитой, разговаривать, хотелось ему объяснять, рассказывать… что это, если не любовь? Непрошеная, внезапно вспыхнувшая, неподвластная логике — и вместе с тем упоительно сладостная, наполняющая сердце томительной радостью… зачем… зачем это чувство? Скользя напряженным, липко залупающимся членом по животу Никиты, Андрей смотрел Никите в глаза, и во взгляде Андрея плавилось неизъяснимое наслаждение. — Никита… разве это не кайф? Или, может, ты тоже скажешь сейчас, что это… что это — заменитель кайфа?
— Ну, а что же ещё? Конечно, заменитель! — Никита, как за палочку-выручалочку, тут же ухватился за слово «заменитель» — Никите показалось, что слово это и полно, и совершенно достоверно объясняет его, Никитино, поведение в постели. — Это же не всерьёз — то, что мы здесь… ну, типа сношаемся — кайфуем… нет девчонок, и это — замена… что — разве не так? Чего ты лыбишься? — Никита непонимающе уставил на смеющегося Андрея. — Что я не так говорю?
— Ты всё говоришь не так! — Андрей, не удержавшись, вновь провёл пальцем по Никитиным губам. — Где-то, не на краю света и даже не очень далеко отсюда — от областного центра, есть город Незалупинск, и там, в этом городе, живёт обалденный парень Никита, который не понимает очень простых вещей… скажи, Никита, в вашем городе есть площадь? Ну, центральная площадь, где в дни выборов происходит единение электората с местным начальством… есть такая площадь? Где ёлку на Новый год ставят…
— Ну, есть… — с недоумением отозвался Никита, сбитый с толку внезапным изменением темы разговора.
— А на площади этой стоит на постаменте невысокий лысый дядя, устремив загаженную воробьями руку к небу? Или в кепке он… без разницы! Есть такой дядя на главной площади в вашем городе Козлодоеве?
— Ну, есть… — Никита засмеялся.
— А ещё в вашем городе есть офис, где опорожняют свои кошельки туда приходящие, и стоит этот офис, зазывающе сверкая куполами…
— Сбербанк? — перебил Никита, не понимая, куда Андрей клонит — к чему он, Андрей, всё это говорит.
— А что — Сбербанк у вас тоже под куполами? Уже? — переспросил Андрей, не скрывая удивления.
— Бля… ты ж сказал «деньги», «офис»! Под куполами у нас церковь… — Никита рассмеялся. — Между прочим, поп у нас, отец Кирилл, в прошлом году джип купил — классная, бля, машина!
— Я и сказал: «офис», «деньги»… — улыбнулся Андрей. — Ну, а поп на джипе… поп на джипе — это просто круто! Круче, чем дядя в кепке…
Никита рассмеялся… действительно, круче! Дядя в кепке стоял в их городе сколько Никита себя помнил, и было в этом стоянии что-то тупое и безысходное… и рука была обосрана воробьями… а поп, рассекающий на джипе, был мордатый, розовощёкий — живой, и джип у попа был новый, воробьями не загаженный…
— Ну, и к чему ты об этом спрашиваешь? Есть у нас всё… и что из этого? — отсмеявшись, проговорил Никита, искренне не понимая, какое отношение всё это имеет к сексу вообще и к ним в частности — к Андрею и к нему, к Никите; член у Никиты сладостно гудел, ощущать ладонями сочно-упругую мякоть Андреевой задницы было необыкновенно приятно, и уже хотелось… можно было бы что-то делать дальше, а не вести разговоры про кепки-деньги, офисы-джипы… хуля толку от этих разговоров!