— Теперь, когда я вижу, что передо мною законный муж, разве можно в чём-нибудь ему отказывать? Поспеши, дорогой!
Затем наступает тишина. Длится она не более десяти минут, часть которых, как я предполагал ушло на раздевание господина Самарина, а часть на исполнение им его супружеских обязанностей. После чего до меня снова стали доноситься голоса, правда теперь очень и очень отрывочные:
— Что подать в первую очередь?
— В первую очередь надо бы сходить обмыться… А ты пока одевайся…
— Оделся?
— Как видишь. Тороплюсь, но хочу быть верен данному слову… Чулки?
— Можно их… Но вообще-то я прекрасно справлюсь сама… Беги по своим делам и скорее возвращайся…
— Теперь юбка?
— Нет, вначале лиф, панталоны, пояс для подвязки чулок… Как видишь, много всякой мелочи, с которой немало возни… Я одна быстрее справлюсь…
— Стыдно, всё-таки?
— Признаюсь, непривычно, а потому наверно и стыдно. Да и Мария Александровна вот-вот появится, а я в таком состоянии… Оставь меня!.. Молю тебя, милый!
Я молю о том же в надежде до прихода госпожи Ульман совершить последний и решающий бой с госпожой Самариной, бой, ради которого она только что, чуть ли не на глазах у меня, принесла такую жертву, без которой этот бой не имел никакого смысла.
Однако муж её проявляет упорство в выполнении данного им слова. Уже надеты и застёгнуты юбка с жакетом. Его жена, судя по доносящимся до меня репликам, сидит перед трюмо и причёсывается. Сам он наконец-то начинает прощаться. Но тут раздаётся звонок над входной дверью.
— Ну вот, как в плохих романах! – слышится разочарованный голос госпожи Самариной.
И я вполне разделяю это разочарование.
Теперь голоса перемещаются в залу. Заметив над дверью, ведущей туда, стекло, я приставляю к ней стул и взбираюсь на него, собираясь последить за тем, что там будет происходить. Господин Самарин, выслушав несколько слов, относящихся к Ксени, стремительно улетает, а обе дамы располагаются на стульях за столом спинами ко мне, так что, не особенно-то опасаясь быть обнаруженным, спускаюсь на пол, приоткрываю дверь и усаживаюсь на стул и начинаю внимать тому, о чём они беседуют.
— Послушай, Жень, — говорит Мария Александровна. – не восприми, пожалуйста, это как простой комплимент. Но я не могу не отметить: выглядишь ты просто потрясающе! Щёки в ярком румянце, глаза чертовски блестят… С чего бы это? Поделись секретом с подругой! Никак влюбилась?
— Мы обе с тобой влюблены в одного маленького красавчика… Ты знаешь, о ком идёт речь. Его все балуют, да и мы тоже не прочь. Это чувство влюблённости, конечно, возвышает нас над обыденностью, помогает нам лучше решать семейные и всякие другие проблемы… Разве не так? Признайся!.. Но я тебе хочу признаться совсем в другом, хотя, может быть, то и другое между собою связаны. Только что, полчаса назад, мой Николаша вызвался помочь мне облачиться в этот выходной костюм. Я была в растерянности, какую одежду выбрать и больше часа ходила по дому почти голая, когда он приехал на несколько минут. И вот надо же, прежде чем дело дошло до чулок или лифа, мы с ним… Понимаешь?
— Ну и что?
— Как, ну и что! У тебя когда-нибудь было так, днём, при свете Божьем?
— Нет. Но причём тут это? Какая здесь связь между Колей и …?
— И Сашей, хочешь спросить? А такая… У меня только что закончились месячные… Он знал об этом и ночью сделал попытку, довольно робкую, сблизиться со мной…
— Кто, Саша?
— Типун тебе на язык! Коля это был! А я ему не позволила…
— А причём тут Саша?