Хотя, если вдуматься, я не имею ничего против марша Мендельсона. Только не сейчас. Не сейчас.
Сейчас в моей душе другая музыка.
Но я ли это?
Кто эта юная девушка, которую я осторожно притягиваю к себе? У нее красивое, доброе лицо, голубые глаза, русые волосы. Кто она? Студентка первого, нет, уже второго курса, философского факультета? Катя — будущий философ. Ее головка забита Бердяевым и Ильиным. Зачем? А я? Я уже на четвертом курсе и моя голова тоже забита всякими формулами.
Зачем?
Бердяев, Ильин, формулы — это нужно народному хозяйству?
Конечно, я должен, обязан показать Венеру.
Как же иначе.
Катя придет домой и проницательная сестренка спросит ее про Венеру.
А Катя ей и ответит, расскажет, какая она, Венера. Нас не проведешь!
Планета уже хорошо видна, но до захода солнца еще больше двух часов.
Я прижимаю Катю к себе.
Мы движемся к цели столь стремительно, что можно подумать, боимся, что опаздываем. Или, что кто-то из нас передумает. А ведь как хотелось раздеть девушку со смаком, не торопясь. Но что делать, если она так быстро расстегнула на мне рубашку? Что делать, если мои пальцы так ловко и расторопно справляются с пуговками на ее халатике?
Раз, два, три, четыре, пять… И… все.
И все?
Не может быть!
Их должно было быть восемь! Я помню! Я считал! Восемь!
Нет, не могу поверить! Остальные три пуговки Катя расстегнула сама.
Сама!
Я смотрю по сторонам. Очевидно, что нам нужно сесть. А еще лучше — лечь.
Но куда?
Трава-то, трава (травушка-муравушка зелененькая), но хочется, чтобы был хоть кусочек цивилизации.
— Плед здесь, рядом, — едва слышно шепчет Катя.
Она знает, чего я хочу! Она знает, чего мы оба хотим!
— Где, где? — словно пьяный спрашиваю я.