Почему-то мелькает странная мысль, что если бы Катя сейчас могла зачать, то ребенок получился бы очень хорошим. Почему? Потому что все получилось так славно. Потому что я люблю ее, и потому что мне очень хотелось овладеть ею. Потому что она меня любит, и потому что она отдалась мне доверчиво и радостно. А что нужно еще? Ну, конечно, мы оба трезвые. Мы молоды и не жалуемся на здоровье. Катя красивая, я вроде тоже не урод. Мы оба студенты, мы в расцвете сил. Вот поэтому наш ребенок должен быть хорошим.
Но его не будет.
После сегодняшнего — его не будет.
А потом? Мне жить здесь еще две недели, и если мы будем продолжать в том же духе, и если в злополучном киоске не сменится продавщица, то, очевидно, что природа возьмет свое. Хочу ли я этого? Не знаю.
Катю хочу, а про ребенка — не знаю.
Катя словно читает мои мысли.
— А если я забеременею, что мы будем делать?
Получается, что мои неожиданные мысли оказались кстати, потому что я готов к ответу. Чем, похоже, удивляю Катю.
— Мы поженимся, — говорю я.
Вот так, запросто.
Хотя я произношу эти слова впервые в жизни.
Вот так, имея перед собой конкретный объект.
Катя удивленно поджимает губы.
— Но ведь ты меня совсем не знаешь.
— Узнаю. И дело даже не в этом.
— А в чем? — она удивленно смотрит на меня.
— Ну, ты ведь говоришь о ребенке.
— Ну да.
— Но разве можно поступить иначе, если будет ребенок?
— А что — нельзя?
— Думаю, что нельзя.
Как я себе нравлюсь в эту минуту… Дон-Кихот без штанов!
— Я боюсь, — шепчет Катя.
— Чего?
— Забеременеть боюсь.