Это предательство. Фотографии были сделаны примерно через восемь долбаных часов после того, как я надел кольцо на ее палец, кольцо, которое теперь блестит во вспышке камеры, когда она позирует со своей упругой грудью, сдвинутой вместе, чтобы стать соблазнительной мишенью для объектива еще более эротичнее.
Мы встали перед моими друзьями, ее подругами, сослуживцами, нашими семьями, перед всеми, кого мы знали и поклялись всегда любить друг друга. Мы произносили клятвы друг другу, чтобы доказать нашу любовь и верность. Мы обменялись кольцами. Мы целовались, а все гости, смотрели и аплодировали.
Восемь долбаных часов спустя, когда я вырубился от выпивки, а она показывала свои сиськи кому-то еще в гостиничном номере, кому-то, кто был на нашей свадьбе. Кому-то, кто аплодировал, когда мы целовались, поздравлял нас и чокался с нами своим бокалом.
Кому-то, кого мы оба знали.
Может быть, это просто недоразумение. Может быть, она была пьяна и дурачилась со своими подружками невесты. Я помню, что одна из ее подруг всегда становилась немного распутной после нескольких рюмок. Может быть, они напились и устроили это все и мои грязные мысли на этот счет просто нелепость. Нет никакого предательства. Ничего такого.
Я нажимаю на следующую фотографию, рука дрожит, желудок скручивает и взбивает мой завтрак, который угрожает появиться наружу.
Следующая картина разбивает мою слабую надежду.
Это крупный план красивой обнаженной груди моей жены, ее тонкие пальцы играют с холмами, сдвигая их вместе, твердые соски смотрят прямо в камеру. Но теперь в кадре появилась третья рука. Рука человека, держащего камеру.
Это мужская рука. Толстое запястье, усеянное прядями темных волос. Черный ремешок для часов.
Это большая рука. Большая и мощная. Она закрывает почти всю грудь Юли. Мои руки недостаточно велики для этого.
Рука этого человека — рука оператора, человека, который последовал за моей женой в этот гостиничный номер, всего в нескольких дверях от номера для новобрачных, — лежит на обнаженной груди Юлечки.
Крик бессловесного шока, ужаса и разочарования срывается с моих губ. Я хватаюсь за стол обеими руками, изо всех сил цепляясь за него, в ужасе от того, что могу внезапно потерять равновесие и рухнуть.
Экран на мгновение расплывается, мои глаза наполняются слезами. Как она могла так поступить со мной? С нами? Почему она так поступила со мной? Она была пьяна? Неужели кто-то воспользовался ею?
Я не знаю ответов ни на один из этих вопросов. Но, судя по предыдущим фотографиям, моя жена была изрядно пьяна и не похоже, чтобы кто-то заставлял ее это делать. Она шла впереди оператора, а значит сама вела его в эту комнату.
Внезапно меня осенила другая мысль, самая ужасная, самая разрушительная из всех: она уже делала это раньше?
Волна тошноты захлестывает меня, как рушащееся здание. Завтрак подступает к горлу. Шатаясь, я выхожу из-за стола, иду через весь дом и падаю на колени в ванной, а потом с шумом вываливаю все в унитаз.
Моя жена.
Чья-то чужая рука.
Пока я спал.
Может быть, не в первый раз.
Я остаюсь на месте, долго и глубоко дышу — вдох через нос, выдох через рот — все то дерьмо, которое вы должны делать, чтобы успокоиться, пока, наконец, это чувство не пройдет. Затем я сижу на полу в ванной очень долго, глядя в никуда. Все, что я вижу, — это изображение руки незнакомого мужчины, которая нащупывает мою жену — мою новую жену, мою жену в статусе восьми долбаных часов — и игриво сжимает ее грудь.
Мне хочется кричать. Выть. Пробить дыру в стене ванной и снести этот дом голыми руками. Наша совместная жизнь была построена на лжи. Я не знаю, что ранит больше — тот факт, что кто-то другой прикасался к частям тела Юли, которые были предназначено исключительно для меня, или то, что они сделали это до того, как я получил это удовольствие в качестве мужа.
Моя задница начинает неметь и замерзать от сидения на полу. Я встаю и иду обратно через дом, останавливаюсь в коридоре, глядя на фотографию в центре коллажа, на сияющее лицо Юли, когда мы впервые позировали как муж и жена.
— А ты знала? — спрашиваю я у фотографии. — Ты знала, что собираешься сделать это со мной? Это было продумано?
Я возвращаюсь к ноутбуку, волоча ноги, как человек, приближающийся к виселице, надеясь отсрочить неизбежное, отчаянно пытаясь остаться в живых еще на несколько мгновений. Фотография все еще там, застывшая на экране, запечатленная для воспоминаний на все времена. Тело моей жены и ласкающая рука мужчины.
Мне нужно знать, кто это, кто прикасался к моей жене. Сколько еще людей знают об этом? Были ли в этой комнате другие мужчины, стоящие за камерой и наблюдающие, как моя жена вываливает грудь из свадебного платья? От этой мысли мой желудок пронзает острая боль. Что может быть хуже, чем прикосновение одного мужчины к моей жене? Если только несколько мужчин.
Следующие несколько фотографий разворачиваются как слайд-шоу. Камера отъезжает назад, Юля в центре кадра, посреди комнаты, ее красота сияет среди теней, отбрасываемых тусклой лампой. Она поворачивается, ее лицо оглядывается через плечо, что я всегда нахожу таким сексуальным, и тянет за кружевной бант на спине ее платья. Я щелкаю по фотографиям, наблюдая, как моя жена медленно снимает свадебное платье, намеренно не торопясь.
Я смотрю, как моя жена исполняет стриптиз на камеру. Для другого мужчины. Она смеется в пьяном восторге, глаза блестят, явно наслаждаясь собой.
Пока она не встает посреди комнаты, почти полностью обнаженная, уперев руки в бедра, в одном только свадебном белье. Свадебное белье я увидел только на Мауи, два дня спустя. Свадебное белье, которое я заставлял ее носить все время, пока мы занимались любовью, и после тоже. Теперь я знаю, что к тому времени, когда я увидел ее прекрасные белые чулки, соответствующий пояс с подвязками и туфли на шпильках, кто-то уже видел их.
— Блядь, — говорю я, и это слово наполнено поражением и безнадежностью. Я не думал, что все может стать еще хуже. Я не думал, что можно чувствовать себя таким маленьким, таким униженным, таким смущенным. Но мой взгляд останавливается на лице моей жены с идеальным макияжем, и вижу возбуждение, похоть и эротическую тоску в ее выражении, и я понимаю, что эта кроличья нора уйдет еще дальше.
Сколько я готов вытерпеть? Я уже чувствую себя так, словно у меня внутри все перевернулось, а сердце стерто в пыль. Я уже зашел так далеко и если я остановлюсь, если я уйду, то никогда не узнаю наверняка, что еще произошло той ночью. Эти мысли сведут меня с ума. Незнание будет преследовать меня вечно. Мой разум заполнят пробелы, и образы будут наказывать меня каждую секунду бодрствования и приходить ко мне во сне. От такого рода мучений не будет спасения.
Часть меня надеется, что это последняя фотография. Может быть, этот человек, этот незнакомец, пытался помочь моей жене избавиться от сложного многослойного корсета платья, и она была достаточно пьяна, чтобы позволить ему сфотографировать все это.
И прикоснуться к ее груди.
В пустом гостиничном номере.
Пока я спал несколькими дверями дальше.
Может быть.
Я нажимаю на следующую картинку, и кроличья нора рушится вокруг меня. Я падаю в центр земли. Низкий стон боли вырывается из моего горла. Моя жена стоит на коленях. Фотография сделана сверху, с точки зрения мужчины, стоящего над ней. Рот Юли открыт, язык высунут, как у задыхающейся собаки.
На ее лице застыло выражение дикой, непостижимой похоти. Я знаю, какие лица она делает, когда возбуждается. Я знаю ее лицо, когда она пьяна. Я знаю ее лицо, когда она напивается и возбуждается. Я никогда не видел, чтобы она смотрела на меня так, как она смотрит в камеру на этой фотографии. Страстное желание. Вожделение. Жажда. Похоть. Волнение.
Есть только одна причина, почему моя пьяная, похотливая жена будет стоять на коленях в свадебном белье. Нож в моем …