той близости, которая была только друг для друга. С нами в комнате будут другие люди, с которыми мы были близки и с кем занимались сексом.
— Когда я целую тебя или прикасаюсь к тебе, когда я — внутри тебя, я услышу слова и звуки, которые ты издавала с Эдди, и увижу в уме то, что, как я знаю, ты делала с ним. Это не весело, но это — реальность. И я знаю, что ты тоже с этим столкнешься. — Я отвел взгляд от нее, глядя на озеро. — Но единственный путь вперед, который я вижу, — это в любом случае заниматься любовью — и в любом случае быть мужем и женой. Мы либо преуспеем в нашем новом браке, либо нет. Но наш старый брак исчез. Он мертв, как моя мать.
Была тишина. У Марианны на лице были слезы. Я представляю, что она чувствовала, что «да, наш старый брак мертв, и я — та, кто его убила». Я этого не говорил, но это было ясно обоим.
— Том, я знаю, что ты прав. Мы с доктором Бреннер говорили о той же проблеме, хотя и не теми же словами. Как ты выразился, отчаянно трудно отказаться от этого «старого брака», особенно зная, что я — причина нашей потери. — Она вытерла слезы. — Думаю, я все еще цепляюсь за надежду, на самом деле за фантазию о том, что так или иначе мы сможем вернуть это доверие. Но я вижу, что ты прав. Что ты хочешь, чтобы я сделала?
Я посмотрел на нее с легкой улыбкой.
— Думаю, нам нужно сделать три вещи. Во-первых, мы должны перестать притворяться. Я думаю, что мы оба танцуем вокруг всех чувствительных предметов, всех болезненных моментов, в надежде, что если мы их не заметим, они исчезнут, но это не сработает. Когда на днях ты схватила мою руку и поцеловала ее в тыльную часть, как ты иногда это делала раньше, это напомнило мне, что ты делала это в последний раз здесь, на озере, в день, когда я узнал о твоем романе на стороне. И это больно, до сумасшествия!
Я увидел ее выражение удивления и печали, затем она кивнула. Я продолжил.
— Но нам просто придется с этим справиться. Полагаю, мне придется просто сказать: «Я помню, когда ты в последний раз это делала — это было на озере Форбс, в июле». И тогда мы оба узнаем. И что-то изменится — возможно, ты откажешься от этого жеста и найдешь другой. Или ты будешь делать тот же самый старый жест с особым взглядом на меня, который говорит: «Да, мы оба знаем, почему этот жест причиняет боль, но он также передает мою любовь к тебе, и мы оба понимаем, почему я все равно это делаю».
Марианна кивнула, а затем спросила:
— Какие еще две вещи, Том?
— Одной из них является то, что я хочу, чтобы мы снова занялись любовью. Боюсь, что это будет странно, возможно даже поначалу ужасно, хотя я надеюсь, что нет. Но я хочу, чтобы мы начали.
Она почти застенчиво улыбнулась мне и сказала:
— Я тоже этого очень хочу. Я очень скучаю по тебе… очень!
— И последнее: я хочу, чтобы мы уехали на неделю, может быть, в октябре? Мы можем попросить твоих родителей остаться в доме и побыть с детьми. Они всегда любят это делать. Я бы хотел, чтобы мы это сделали, уехав куда-нибудь, где красиво, тепло, есть пляж, и где-то, где мы никогда раньше не были. И я хочу, чтобы ты купила новую одежду. Новую одежду для ношения днем и вечером, новые купальники, и в особенности, новые ночные рубашки и нижнее белье. Я не хочу напоминаний о прошлом отпуске. Давай попробуем сделать несколько приятных новых воспоминаний.
— Мне нравится идея, Том! — Влажные глаза Марианны сияли, теперь от счастья. — Я чувствую, что ты предлагаешь мне больше, чем я заслуживаю, намного больше, и я не собираюсь отказываться от этого! Позволь мне проверить в офисе расписание обоих, и мы сможем выбрать неделю прямо сейчас. И конечно, я не откажусь от шоппинга!
Потом она более серьезно посмотрела на меня и сказала:
— Но ты ничего не сказал во всем этом о своем гневе, дорогой. Мы оба знаем, что ты все еще злишься — бывают моменты, когда это почти скатывается с тебя, как волна. Это страшно.
— Да, ты права. У меня все еще есть такие моменты, и вероятно, будут еще долго, хотя думаю, что они становятся менее частыми. На самом деле, есть еще одна маленькая вещь, которую я должен сказать, Марианна.
Я посмотрел прямо на нее.
— Ты можешь чувствовать, что это совершенно не нужно, но мне требуется сказать это для МЕНЯ, если не для тебя. Я изо всех сил пытаюсь научиться снова доверять тебе. В наилучших обстоятельствах это займет некоторое время. Но если ты когда-нибудь предашь мое доверие опять, даже один раз, если ты когда-нибудь снова изменишь мне или солжешь — мы закончили. — Я начал немного дрожать, чувствуя, как мой гнев вспыхнул во мне. — Я молча выйду за дверь, и не вернусь, чтобы дать тебе возможность объясниться. Люди говорят «изменивший однажды, будет изменять всегда». Я не знаю, правда ли это. Надеюсь, что в отношении тебя это неправда. Но если это… ну, я надеюсь, я ясно дал понять, что я к этому чувствую.
Я сидел неподвижно, позволяя гневу снова отступить, и вздохнул. Затем сказал:
— Мне просто нужно было сказать тебе это. Извини.
Марианна медленно подошла ко мне и взяла мою руку, наблюдая за моим лицом, чтобы убедиться, что со мной все в порядке. Затем сказала:
— Я в долгу перед тобой за честность и верность. И я подвела тебя однажды… долгое время. Но я не повторю эту ошибку снова, если ты останешься со мной. И я сделаю все что смогу, что бы ты ни попросил, чтобы вернуть к себе доверие. Тебе не нужно говорить мне «извини», Том. Все, о чем ты действительно просишь, — это то, что ты должен был от меня иметь все время.
Мы спокойно посидели там еще несколько минут, Марианна держала меня за руку. Затем я сказал ей:
— Я думал сплавать через озеро и обратно, но если бы мы сели в машину и поехали домой, у нас было бы несколько часов уединения, прежде чем домой вернутся дети.
Марианна улыбнулась и сказала:
— Я голосую за уединение!
***
Заниматься любовью с Марианной в тот воскресный полдень в нашей спальне было и чудесно, и странно. Мы делали все очень медленно, очень осознанно, словно говоря друг другу: «Да, мы помним, что произошло — неверность, призраки других любовников в комнате — но мы все равно будем наслаждаться этим».
Мы оба, казалось, чувствовали, что не должны торопиться, поэтому наша прелюдия длилась долго. У меня было много болезненных моментов — у меня в голове были образы Марианны и Эдди, и я должен был смотреть сквозь них, а не игнорировать их. Хуже всего для меня было, когда она лежала передо мной на спине, в возбуждении и улыбаясь, а я был над ней в готовности войти. Она была с ним такая же, открытая, возбужденная, улыбающаяся, жаждущая, чтобы он трахнул ее.
У меня перехватило дыхание, и я на мгновение заколебался. Улыбка Марианны исчезла, когда она увидела мое недовольство. Но у меня не было выбора, кроме как продолжать. «Это — мой новый брак», сказал я себе. Я попытался улыбнуться в ответ, а затем мы оба вздохнули от удовольствия, когда я скользнул в ее горячую влажность. Она была полностью готова, и это было хорошо…
Наша связь была такой же медленной, как и наша прелюдия. Я хотел прочувствовать каждый момент и каждое ощущение. Я продолжал менять темп и глубину, по-разному двигая бедрами, ускоряясь и замедляясь. Мы все время смотрели друг на друга, пытаясь, я думаю, успокоить друг друга: «Да, это ТЫ, с кем я здесь, это ТЫ, с кем я хочу это делать!».
В конце концов, я позволил себе лечь на Марианну, уткнувшись лицом в ее шею, и заскользил быстрее и сильнее, позволяя удовольствию и возрастающей потребности в разрядке захватить меня. Я почувствовал, как ее руки сжали мои плечи, слышал ее ритмичные вздохи в ответ на каждый толчок, и с содроганием выплеснулся в нее…
Через минуту я соскользнул с нее в сторону, и мы лежали рядом, держась друг за друга и глядя друг на друга. Больше не было улыбок, момент был очень серьезным. Это было настолько далеко от нашего игривого, беззаботного занятия любовью в старые времена, насколько только …