продолжать в это верить. На самом деле, я часто думал о Кристин. Однажды, по максимуму, я вообразил с ней долгосрочные отношения. Чаще всего осознавая, что это — просто фантазия, я позволял себе переживать и наслаждаться нашим временем вместе. Она так много сделала, чтобы начать мое исцеление, и я надеялся, что помог ей, пусть хотя бы вдвое меньше.
Не сказав ни слова Марианне, каждые пару дней я продолжал проверять записывающие устройства в доме. Там не было ничего, кроме обычных звонков по работе или члены семьи. Однажды я надеялся, что смогу забрать рекордеры, но еще не был готов это сделать.
В прошлую среду в августе я спросил Марианну, можем ли мы поговорить после нашей утреннего пробежки на следующий день — надо ли ей спешить на работу? Она сказала, что нет, и мы решили оставить это время.
Когда оба приняли душ и сидели за яйцами с кофе, я сказал:
— Марианна, в воскресенье мы должны забрать детей, поэтому я хотел бы поговорить о порядке проживания. — Она кивнула, чтобы я продолжал, выглядя серьезно.
— Вот что я думаю, — продолжил я. — Я хотел бы вернуться домой по нескольким причинам. Но хочу сразу прояснить, что этот шаг значит для меня, а что нет. И хочу, чтобы ты также рассказала о том, что чувствуешь.
Она одарила меня осторожной, но возбужденной улыбкой.
— Том, я буду… Я буду очень рада, когда ты вернешься домой.
Я пошел дальше:
— Я не хочу быть вдали от детей, сидеть один в квартире и удивляться, почему я не с ними. Кроме того, я не хочу пугать их без необходимости. Если мы с тобой разводимся, мне придется с этим смириться, но в то же время я хотел бы действовать так, будто между нами все в порядке. Но мое возвращение не означает, что на самом деле все в порядке, как ты должна знать. Мы не занимались любовью с тех пор как… я все узнал, и я не готов спать с тобой в нашей спальне. — Она выглядела пораженной, но только кивнула. Поэтому я подумал, что перенесу их оборудование Нинтендо в гостиную, а свой компьютер и вещи для работы положу в гостевой комнате. Там уже есть односпальная кровать. Я могу им сказать, что мой график работы изменился, что у меня много проектов, над которыми мне нужно работать поздно вечером, и что я буду часто спать в гостевой комнате, чтобы не беспокоить тебя.
Она опять кивнула.
— Кажется, все в порядке, Том. Думаю, они поверят в это, не слишком задумываясь.
— Хорошо. Я перевезу свои вещи обратно в течение следующих нескольких дней, так что, к воскресенью все в доме будет готово. — Мне нравилось видеть, что Марианна продолжает улыбаться. Затем ее улыбка внезапно погасла.
— Том, что это… что означает твое возвращение домой… касательно тебя с Кэрри?
— Я все еще встречаюсь с ней, Марианна. Но я никогда не приведу ее сюда. Мы с ней просто время от времени организуем встречи в течение дня.
Я снова задавался вопросом о мудрости расширения моего вымышленного романа и о том, не настало ли время рассказать Марианне правду.
Не существует плана, как быть мужем, чья жена изменила — точно так же, как нет плана того, как быть хорошим мужем или хорошим отцом. Просто надо изо всех сил стараться в каждый момент делать то, что кажется наилучшим. И на данный момент казалось, что лучше всего продолжить мой «роман» с Кэрри. Позже я найду подходящее время, чтобы рассказать Марианне всю историю.
***
Наша поездка в лагерь за детьми была приятной, и наше воссоединение с ними было очень эмоциональным. Мы оба скучали по ним как сумасшедшие — возможно, даже больше, чем они по нам — и угроза того, что наш брак оказался на грани разрыва, еще больше порадовала нас видеть их обоих, обнимать их и слушать их истории о парусном спорте, о новых друзьях и походах с ночевкой.
После того как мы вернулись домой и выгрузили их вещи, они помчались в гостевую комнату, ища свои видеоигры. Я последовал за ними и очень небрежно объяснил мой новый график работы, и что Нинтендо теперь будет в гостиной. Без малейшего колебания они направились обратно по коридору. Эта новая договоренность их не обеспокоила!
Наши первые несколько недель нового учебного года были сладкими. Мы с Марианной наслаждались радостью вновь стать семьей. Мы не только скучали по детям, но и ее роман гораздо меньше влиял на наши роли отца и матери, чем на роли мужа и жены. Быть родителями вместе, как и раньше, было легко и естественно, без спотыкания об эмоциональные раны.
Но наша жизнь как семейной пары все еще была тяжелой. Хотя повседневные занятия часто были очень приятными, все, что имело отношение к эмоциональной или сексуальной близости, ощущалось как минное поле. Малейший неверный шаг вынес бы боль прямо на поверхность. Даже если Марианна готовила особенно вкусную еду, или была одета в одежду, которую я любил, или казалась чрезмерно внимательной, я задавался вопросом, были ли ее действия приятными и любящими в отношении меня, или она просто пытались загладить свою вину.
Однажды Марианна схватила меня за руку и поднесла ко рту, чтобы поцеловать ее в тыльную часть, как делала это много раз в прошлом. Все, что я мог сделать, это вздрогнуть, вспоминая, как она это сделала в тот день, когда мы отправились на озеро Форбс — в тот день, когда я противостоял ей по поводу трусиков-стрингов, и она солгала мне в лицо.
Казалось, что этих болезненных моментов были десятки, и время не сильно повлияло на то, чтобы сделать их меньше или заставить легче принять их. Я решил поговорить с Марианной, о том, о чем долго думал.
***
Я выбрал воскресенье, когда оба ребенка ушли на день с друзьями, и спросил Марианну, не могли бы мы в полдень устроить пикник у озера Форбс. Она удивленно посмотрела на меня — мы не были там все лето, с первого дня, когда я узнал о ее романе. Должно быть, она сразу поняла, что я имел в виду что-то серьезное.
— Хорошо, Том, — нерешительно сказала она. Она увидела мою улыбку, и я сказал:
— Я подумал, что это будет хорошим местом для разговора. — Это заставило ее еще больше занервничать, но она согласилась пойти.
Когда мы добрались до озера, то расстелили одеяло и пообедали, ни о чем не разговаривая. Марианна ждала, когда упадет какая-то бомба, и ей явно было не по себе. Наконец она сказала:
— Я знаю, что грядет что-то большое, Том. Ты можешь просто сказать мне? Ожидание слишком тяжело.
— Хорошо, — сказал я. — Вот что. С тех пор как я узнал о твоем романе, я злился, что наш брак, каким я его знал и любил, закончился навсегда. Я хотел его вернуть — легкое доверие, которое мы имели друг к другу, близость к тому, чтобы быть единственным любовниками друг у друга — но я знал, что никогда не смогу вернуть его назад. Ну, я еще не горюю, но я принял тот факт, что этот брак мертв. Брак, который у нас с тобой был, мертв, и теперь у нас единственный выбор — иметь другой брак или не иметь брака вообще.
Она смотрела на меня очень серьезно. Она могла видеть, что это не было «прощай, я ухожу», но все еще не знала, куда я направляюсь.
— Это почти как когда умерла моя мать, Марианна, когда я еще учился в колледже. Я плакал, я огорчился, я хотел ее вернуть. Я хотел, чтобы моя жизнь была такой же, какой была до того, как она заболела. Но, конечно, этого случиться не могло. И в конце концов, я нашел способ, чтобы жизнь была полна счастья, но без нее.
— Наш старый брак точно так же мёртв. Я не могу смотреть на тебя и видеть верную жену, которая у меня была в течение шестнадцати лет, женщину, которая никогда ни в чем мне не лгала. И ты не можешь смотреть на меня и видеть мужчину, который тоже был тебе верен. — Я подумал о Кристине, зная в то же время, что Марианна думает о Кэрри. — Я хочу, чтобы мы были вместе. Я хочу, чтобы ты была моей женой. Я хочу опять заниматься с тобой любовью. Но все будет иначе, и, возможно, поначалу будет больно. Когда мы будем заниматься любовью, у нас не будет радости от …