каким-то образом выдернуло коврик из-под моих ног, было тем, с чем я всегда боролась, хотя в действительности об этом и не знала.
— В этом есть еще один сумасшедший аспект, который я хочу упомянуть. Как это ни парадоксально, и хотя я никогда бы не хотела этого сознательно, мое поведение привело к тому, что ты также изменил мне. Поэтому то, чего я больше всего боялась, превратилось в самосбывающееся провидение: из страха, что ты предашь мое доверие к тебе, я сделала нечто настолько ужасное, что, в конце концов, ты это сделал, даже если это было сделано открыто, и даже если тебя к этому привело исключительно мое поведение.
Она была серьезна, целеустремленна, быстро шагала, рассказывая все это мне. Они с терапевтом, должно быть, много раз обсуждали эти идеи, потому что те были совершенно ясны в уме Марианны, и она объяснила их так, что я сразу понял.
Но я не знал, что она хотела бы, чтобы я ответил, поэтому мы некоторое время шли молча. Затем она заговорила опять:
— Тебе не нужно ничего конкретно делать, Том, или даже говорить что-нибудь. Мое понимание этих вещей действительно помогло мне. Я стала более спокойной, менее несчастной. Может быть, все меньше и меньше чувствуя вину.
— Я действительно заметил кое-что из этого, — сказал я. — Я не знаю, когда это началось, возможно, несколько недель назад, но ты казалась более расслабленной, когда мы вместе — и это было здорово. — Я улыбнулся ей. — Я рад, что терапия помогает, Марианна. То, что ты говоришь о браке твоих родителей, безусловно, имеет для меня смысл. Мне хочется, чтобы я знал о твоих чувствах, чтобы я мог посмотреть тебе в глаза и сказать: «Ты можешь доверять мне, Марианна, я — не твой отец». Но я знаю, что это не сработает.
Она сжала мою руку.
— Нет, я бы хотела, чтобы это произошло. Вместо этого нам пришлось пройти через все это… все это дерьмо, чтобы я начала понимать.
Внезапно она остановилась и пристально посмотрела мне в глаза.
— Мне очень жаль, Том, — серьезно сказала она.
— Я знаю, Марианна, — ответила я с такой же серьезностью. После долгого молчания я улыбнулся ей, и мы продолжили нашу прогулку на морозе.
***
Где-то в марте, когда тянулась тоскливая зимняя погода, я почувствовал себя неловко. Я до сих пор не знаю, что меня поразило — произошло ли что-то на самом деле, или я обнаружил в воздухе вирус подозрения — но я начал беспокоиться о преданности Марианны.
«У нас все хорошо», — подумал я. Я, конечно, чувствовал себя лучше по поводу нашего брака, и она казалась очень счастливой от нашей большей близости. Ее терапия продолжала помогать ей. Так какой смутный инстинкт заставил меня заволноваться?
Я проверял скрытые в доме регистраторы примерно два раза в неделю. Теперь я проверял их через день. Я подложил записывающее устройство обратно в отсек для запасного колеса в машине Марианны, где под передним сидением было спрятано подслушивающее устройство, а в ее сумочке — еще одно. Я проверял их каждый день.
Я внимательно начал слушать, когда она каждый день описывала свою деятельность на работе, пытаясь выявить несоответствия. Иногда я звонил ей в офис, и если ее там не было, то обязательно в тот вечер за ужином спрашивал, чем она занималась, когда я звонил.
Два раза, когда она заранее говорила мне, что у нее есть различные деловые поручения за пределами офиса, я фактически парковался на улице рядом с ее служебной парковкой и преследовал ее машину по городу в течение нескольких часов.
Результат всех этих новых подозрений, беспокойств и расследований был ровно нулевым. Там не было ни намека на какое-либо неподобающее поведение со стороны моей жены. Однако, как любил говорить мой профессор в колледже, «отсутствие доказательств не является доказательством отсутствия».
В конце концов, я же знал, что Марианна изменяла мне с Эдди в течение восьми месяцев без того, чтобы я ее уличил. Теперь я был гораздо более подозрительным, но это не означало, что она просто не была намного осторожнее!
Приблизительно после трех недель этого я почувствовал себя подавленным и расстроенным. Я нашел только то, что и надеялся найти: ничего, но мне казалось, что я чувствую себя скорее хуже, чем лучше. Я не хотел говорить об этом с Марианной, поэтому однажды вытащил на длинный обед Стива и рассказал ему, чем занимаюсь.
Благослови его сердце, Стив не смеялся надо мной. Он внимательно слушал, выглядел серьезным, и не пролил свет на мои страхи.
— Я знаю, что это не может быть забавным, Том, но хорошая новость в том, что ты ничего не нашел. Андреа на днях видела Марианну, и сказала мне, что Марианна продолжает рассказывать о том, как хорошо у вас обоих все идет. Она сказала, что Марианна казалась счастливее, чем была в течение долгого времени.
— Я знаю, что это несколько иррационально, Стив. У меня нет ни единого клочка чего-либо, на чем можно было бы основывать свои подозрения. Но я продолжаю вспоминать, какой я был дурак в первый раз. Марианна чертовски умна!
— Том, я — твой друг, и я, честно говоря, не знаю, что тебе сказать. Думаю, имеет смысл продолжать быть настороже, но мне жаль, что твои подозрения сводят тебя с ума. Могу ли я что-нибудь сделать?
Я вздохнул:
— Думаю, просто выслушивай время от времени как я ругаюсь. Так или иначе, мне придется пережить этот этап.
Моя гиперподозрительность длилась еще неделю или около того, потом постепенно отступила, как небольшая температура, возвращающаяся к нормальной. Я реже проверял записывающие устройства и перестал задавать Марианне наводящие вопросы — короче, я расслабился. Мои заботы никуда не исчезали, но опять стали терпимыми.
***
С приближением лета Марианна заговорила о том, что мы можем сделать, когда дети опять отправятся в лагерь.
— Том, как ты относишься к отпуску, которого мы никогда не делали раньше? Поход в Скалистых горах или где-нибудь в Канаде? Может быть, остановимся в национальном парке?
Мне идея понравилась, в том числе и по другим причинам, потому что я все еще стремился, чтобы мы делали что-то новое, то, что не имело никакой возможности укусить воспоминаниями со времен нашего брака до выявления супружеской измены.
Мы пошли дальше и забронировали домик на озере Росс в Национальном парке Северные каскады в Вашингтоне, и провели несколько счастливых часов, читая путеводители и выискивая информацию в Интернете, чтобы узнать больше о том, что увидим.
На следующий день, после того как высадили детей в лагере, мы вылетели в Сиэтл, где взяли напрокат машину и направились в парк. Мы нашли деревенский двухкомнатный коттедж с неописуемым видом, укрытый в лесу, с видом на озеро с блестящими белыми снежными горами вдали.
Каждый день этой недели мы находили что-то новое, что нас радовало. Занятиями любовью мы не пренебрегали, но было так много мероприятий на свежем воздухе, которые манили нас, что в некоторые дни мы приходили домой слишком измученными (но счастливыми!), чтобы сделать что-то большее, чем просто прижаться друг к другу в своей не первой свежести кровати королевского размера. Мы путешествовали пешком, мы арендовали каноэ и исследовали озеро, мы загорали, мы опять немного путешествовали, мы готовили стейки на временном очаге, который сами соорудили, и расслаблялись, часами читая вместе или просто лежа на солнце.
Однажды мне захотелось приключения, и я уговорил Марианну позволить мне трахнуть ее где-нибудь на дереве, глубоко в пустом лесу. Дерево стояло на крошечной поляне с ветвями, расположенными вдоль ствола, почти как ступеньки лестницы. Я уговорил Марианну, хихикая как сумасшедший, снять свои шорты и устроиться на крепкой ветке примерно в трех метрах от земли. Затем я встал перед ней, обнаженный ниже пояса, на ветке примерно на метр ниже, доводя свой возбужденный член до нужной крепости.
Нам приходилось крепко обнимать друг друга за плечи, чтобы не упасть на землю, и это было не так уж и удобно, но зато чертовски …