просто сказать, что у одного из нас проблемы со сном. Ну, не знаю, типа у папы ночью кашель, который не дает маме спать, что-то в этом роде.
Марианна продолжала выглядеть очень несчастной. Наконец, она сказала:
— Ну, я знаю, что мы преследуем одну и ту же цель: не расстраивать детей, если сможем этого избежать.
Я кивнул и сказал:
— Да, я уверен, что когда придет время, мы вместе сможем выбрать лучшее.
После обеда каждый из нас взял по параллельной трубке, и мы позвонили детям, которые были рады поговорить с нами, но были не слишком взволнованы. Очевидно, они были счастливы и заняты в лагере, у них было много друзей, и они не возражали поговорить с нами в течение нескольких минут, но затем стремились вернуться к своей деятельности. Учитывая, насколько тяжелой была ситуация для меня и Марианны, это было облегчением.
Когда мы повесили трубки, я вернулся к столу и помог Марианне помыть посуду, а затем мы вместе убрались. Я не забыл поблагодарить ее за хороший ужин, а потом сказал:
— Марианна, могу ли я спросить тебя кое о чем… ну, как ты устраивала все с детьми, когда проводила ночи у Эдди?
По моему изменившемуся тону она могла понять, что грядут серьезные вопросы, поэтому не выглядела ошеломленной и с готовностью ответила:
— Я поняла, что должна была объяснить это раньше. Раз или два они ночевали у своих друзей, а однажды была школьная поездка в лагерь на природе, куда оба уехали на три дня. Все остальные ночи они проводили у моих родителей, которые, как ты знаешь, любят, чтобы те у них гостили. Со мной всегда был мобильный телефон, но проблем не возникало. Это было не так часто, Том, может быть, в целом раз шесть.
Я только кивнул. Потом очень тихо спросил:
— Марианна, а как ты могла позволить ему называть себя «Анни»?
Она только покачала головой.
— На этот вопрос, Том, я не знаю ответа. Я знаю, что это ужасно и непростительно, но так же, как и все, что я делала. — Она не смотрела на меня. — Эдди однажды спросил меня о… тебе и мне… в постели. Что мы делали, и так далее. Я ничего ему не сказала, не стала об этом говорить, поэтому он спустил все на тормозах. Затем, в другой раз он спросил меня, как ты меня называешь, и я не задумываясь, сказала: «иногда он называет меня Анни». Эдди не сразу начал использовать это имя со мной, но, может быть, примерно через неделю начал так меня называть.
Я захолодел от гнева.
— И ты позволила ему?
— Сначала я сказала, чтобы он прекратил, но он этого не сделал. И я… мне нет оправдания, Том, я… просто прекратила бороться с ним из-за этого. Казалось, оно того не стоило. Возможно, это было все та же моя заблуждающаяся мысль, что ты никогда не узнаешь об этом, о чем-либо из этого, так что же это меняло?
Мне пришлось на мгновение сжать зубы. Это была действительно одна из худших частей предательства. Моё любимое имя для неё, вылетающее изо рта этого ублюдка!
Я подождал, затем продолжил, думая, что мой следующий вопрос может застать ее врасплох:
— Марианна, ты все еще видишься с Эдди?
— Нет! — сразу же ответила она и продолжила с жаром: — Том, я тебе уже говорила!… — Затем она слегка откинулась со вздохом. — Извини, ты, вероятно, задаешься вопросом, почему должен верить всему, что я тебе говорю. Но нет, Том. Все, что я могу сказать, — это правда. Я закончила с Эдди, и я покончила с изменой тебе. Навсегда.
Я нажал:
— У тебя был какой-нибудь контакт с ним, после того как я проиграл тебе ту запись о вас вместе?
— Как я уже ранее говорила тебе, на следующий день я ему позвонила и недвусмысленно сказала, что наша связь закончена. С тех пор, да, я однажды общалась с ним. Я выбросила этот дешевый сотовый телефон, так что таким образом он со мной связаться не мог. В конце прошлой недели он позвонил мне домой, в надежде, что мы сможем встретиться. Я еще раз сказала ему, просто и ясно, чтобы он перестал мне звонить. Если он позвонит мне еще, я просто повешу трубку.
То, что я знал, а Марианна нет — по крайней мере, я никогда ей об этом не рассказывал — так это то, что по всему дому все еще работали устройства для прослушивания. На следующий день я собирался их проверить.
Она посмотрела на меня:
— Том, могу я сказать тебе кое-что прямо перед тем, как ты задашь следующий вопрос? Я начала встречаться с психотерапевтом. Я ходила один раз на прошлой неделе, и мое следующее назначение будет завтра. Я, вероятно, буду навещать ее дважды в неделю.
— Ты хочешь мне об этом рассказать? — спросил я.
— Да, если ты не против. Я перечитывала список, который ты оставил мне, тот, в котором ты перечислил то, что чувствуешь по поводу моего… прелюбодеяния. И до меня начало доходить, что я… — она на мгновение остановилась, а затем продолжила: — … что женщина, которая действует так, что причиняет столько боли мужчине, которого, по ее словам, она обожает… ну, с ней что-то не так.
Она смотрела на меня со слезами на глазах.
— Я имею в виду, что женщина, которая замужем за таким прекрасным и любящим мужчиной как ты, — каким же я должна быть эгоистичным монстром, чтобы сделать то, что сделала?
— Я уже говорила тебе, что этот роман не имеет ничего общего с тобой, с нашими отношениями. Но теперь вижу, что это совершенно неверно — посмотри, что я натворила! Я позволила… позволила Эдди называть меня твоим любимым моим именем. У меня были часы секса с ним за день до нашей годовщины свадьбы! Я не порвала с ним, даже когда поняла, что ты меня подозреваешь.
— Таким образом, я поняла, что должно быть… что-то во мне, что я просто не понимаю, и что мне нужна помощь, чтобы это понять. Это… мне очень трудно сказать. Я поняла, что независимо от того, останемся мы вместе, и… даже если ты бросишь меня… — теперь она заплакала, — даже если ты бросишь меня, я должна понять, что я сделала с тобой… и с собой. Потому что в любом случае мне придется прожить всю оставшуюся жизнь с тем, что я натворила.
Она положила голову на руки и тихо плакала. Казалось, она закончила то, что хотела сказать, и через минуту заговорил я:
— Марианна, это звучит как хорошее решение. Я надеюсь, что это будет полезно, и надеюсь, что ты расскажешь мне о том, что узнаешь, когда будешь готова.
Она кивнула, все еще плача, но не посмотрела на меня. Я тихо сказал:
— Ты хочешь, чтобы я ушел?
Она покачала головой.
— Нет, у меня есть еще кое-что, что я бы хотела тебе сказать. Просто дай мне минуту. — Через некоторое время она подняла глаза, улыбнулась сквозь слезы и встала. — Я только умоюсь, и сейчас же вернусь.
Я думал о том, что только что сказала мне Марианна. Это вызвало те же вопросы, которые были у меня, а именно: то, что она сделала со мной и с нашим браком, казалось необъяснимым. Я думал, что у нас был крепкий и любящий брак, и она сказала, что тоже думает так. Но как тогда она могла сделать то, что сделала? Для меня это просто не имело смысла, а теперь это стало бессмысленным и для Марианны. Так что, то, что она искала помощи, должно быть хорошо. Я не знал, поможет ли то, что она узнает в терапии, простить ее. Но по крайней мере, было бы легче понять, что она сделала.
Когда Марианна вернулась, она опять начала контролировать ситуацию.
— Том, мне нужно поговорить с тобой о тебе и Кэрри. Мне жаль, что я убежала из твоей квартиры на прошлой неделе, но прислушиваясь к твоей истории о… тебе и ей… мне просто стало не по себе. То, что я чувствую по этому поводу, во-первых: испуг. Я в любом случае боюсь, что ты решишь оставить меня, развестись со мной. Бог знает, никто тебя не обвинит! И тот факт, что в твоей жизни у тебя есть эта… любящая, сексуальная, страстная, красивая молодая женщина… ну, имея ее, тебе будет легче уйти навсегда. Но также я понимаю, что ничего не могу с этим поделать. Даже после всего лишь одного сеанса терапии я признаю, что единственный, кто может решить, бросишь ли ты …