— Понятно. Гномики унесли. А третий раз?
— Третий раз — вообще волшебный. Просто взяла деньги и свалила. Как сегодня. — Паша отдуваясь, перелез через ограду детской площадки. — Не только мои деньги. Брали на многих. Я на восьмерку влетел, по весу. Первый день просто прятался на квартире. На второй с постели встать не мог. Третий и четвертый не помню вообще, ебаный ад. А потом приехал Цаплий и подлечил. Я заплакал тогда на приходе. А? Это нормально? Мак, это нормально, скажи?
Паша опять остановился, и злобно пнул какого–то раскрашенного деревянного крокодила на детской игровой площадке.
— И честно же ей откатывал за помощь! А иногда и раскумаривал. Даже отсасывать не требовал. Ты, Мак, пойми, я тогда на стенку лез. Я даже по знакомым перехватить не мог, потому что деньги у них сам же взял. Они там тоже на стенки лезли. Мак Я потом отдувался знаешь сколько? Потом я уже на Хаши вышел, и забыл все это как страшный сон. А тут смотрю — опять суетится, сучка мелкая. На том же месте, в тот же час. Как ни в чем не бывало. Нет, ты понял? За такое надо наказывать, а?
— Да понял я все. — Сказал Мак. — Наказывать надо, какие разговоры. Ты только совсем не заводись, ладно? Ты сильно на взводе сейчас. Зачем детского крокодила бьешь? Поучи ее, конечно, немного, если надо. Как ее звать хоть?
— Тайка. Таисия. — Паша сплюнул. — Таисия мелкосисяя. Все, Мак, я в порядке. Идем. Вон, Цапа уже маячит.
Цаплий стоял возле входа в новостроенное здание, и деловито что–то набирал на телефоне, затем поднял голову, увидел Пашу и спрятал мобилку.
— Вы что там, пешком прогуливались? Если она свалит, мне ее на улице догонять и ломать?
— Пешком шли, Цапа. Пробки. Машину бросили. Спешили, как могли. Все, заходим.
Зашли в неожиданно прохладный подъезд, отдававший запахом побелки. Где–то сверху заглушено долбил одинокий дятел-перфоратор. Ощущение нежилого помещения было совершенным, как в казарме. В новый дом еще не заехали люди, не привезли с собой коляски и детские велосипеды, жилые запахи кухни, ворчание телевизоров за стеной, вечных бабушек на скамейке перед подъездом и газеты в почтовых ящиках.
— Цапа, к лифтам. Пассажирский еще не работает, только грузовой для ремонтников. Сегодня выходной, вряд ли чурки сильно метаться будут со своим строительным мусором. Блокируй и жди звонка. Понял?
— А если будут метаться?
— Тогда в торец дай. Тебя учить? Скажи, поломался лифт, пусть по лестницам пиздуют или до понедельника лифтера ждут.
Цаплий двинулся на лифтовую площадку, вызывать грузовой лифт. Паша с Маком через тамбур прошли на лестницу. Остановились, прислушались. Паша, запрокинув голову, посмотрел вверх через просвет между перилами, затем шепнул Маку:
— Давай. Ты первый. Только тихо. Ты же хотел, чтобы все было ровно? Так сделай ровно.
Мак кивнул головой и двинулся наверх, стараясь не шуметь.
ДОМ.
Четвертый этаж. Точнее, между четвертыми и пятым. «Помогала» сидела на ступеньке лестницы, сосредоточенно ковыряя иглой «канадки» кожу на сгибе руки, и пытаясь попасть в тонкую вену. Мак остановился прямо перед ней.
— Чо надо, блядь, дядя? — невнятно сказала девчонка, не поднимая глаз и удерживая в зубах край рукава красной рубашки, пережимая руку манжетой. — Идешь себе — иди. Хули стал? Тут тебе что, выставка?
Мак молча подошел, выдернул шприц из ее руки, вытравил раствор себе в рот, покатал на языке горечь и выплюнул на стену. «Помогала» взвизгнула, рванулась на заднице на несколько ступенек вверх и остолбенело уставилась на Мака.
— А я тебя все жду возле метро, — ласково сказал Мак, — А тебя все нет. Я уже истосковался весь. Ты по мне тоже скучала, зайка?
Узнала. На четвереньках, как такса, пронеслась по лестничному пролету до площадки. Встала и прижалась к стене. Белобрысая коротко стриженая растрепа, в красной мужской рубашке. Женский вариант Антошки, который в мультфильме не хотел копать картошку. Курносый нос, веснушки на этом носу и под глазами. Несколько секунд брызгала взглядами по сторонам, как крыса, ищущая спасительную щель.
Потом природная наглость помогла девчонке взять себя в руки.
— И хули ты за мной поперся? Я же тебе сказала: ждать на месте. Это я не твоим кололась. — Растрепа потянула веснушчатым носом. — Это мое было. Твое позже поднесут. Я бы уже на месте была через полчаса. Чего ты сорвался? Зачем раствор вылил, придурок?
— Потому и поперся. — сказал Мак. — Потому что придурок.