не имел права так поступать!
— Томас, мы не держали Джинни под наблюдением. Наш компьютер засек голос ее… э-э… любовника, и поэтому мы и перехватили этот разговор.
Я посмотрел на него в замешательстве покачивая головой. Начальник провел рукой по своим седеющим волосам. — Томас, Я не знаю, как тебе сказать, но любовник твоей жены находится в нашем списке террористов. Мы думаем, что он агент Аль-Каиды или ИГИЛ — в наши дни их трудно отличить друг от друга.
Я думал, что уже пережил самое страшное потрясение в своей жизни; теперь я понял, что это было преждевременно. — Джинни, может, и обманщица и шлюха, но не террористка! — проговорил я. — Она никогда бы не помогала бы этим людям. Когда стало известно о последнем теракте, она пришла в ярость. Мы говорили об этом несколько раз.
— Расслабься, Томас, никто не думает, что Джинни напрямую связана с какой-либо террористической организацией. Мы думаем, что этот парень нацелился на нее.»
Сначала я почувствовал себя немного лучше. Джинни ни в чем не виновата: какой-то ближневосточный Джеймс Бонд решил ее соблазнить. Но я не мог смириться с тем, что она уступила ему. Почему она встречается с этим парнем, почему флиртует с кем-то, кроме меня? Я думал, что у нас крепкий брак; когда же она перестала любить меня? Но я отложил эту проблему в сторону, чтобы попытаться понять все остальное, что мне только что сказали. — Я не понимаю, зачем какой — то террористической группе вербовать Джинни. В этом не было никакого смысла.
Бен схватил меня за плечо. — Подумай об этом, Томас. Им наплевать на Джинни, они хотят использовать ее как приманку, чтобы подобраться к тебе поближе.
— Я? Зачем кому-то я нужен?»
— Мы не можем быть уверены, но мы думаем, что они хотят вас использовать чтобы получить информацию о АНБ. Это единственное, что имеет смысл.
Я откинулся на спинку стула и лениво оглядел кабинет, словно в этом безумии мог быть какой-то смысл. Я заметила Рождественский венок, свисающий с окна Бена, и это зрелище показалось мне неуместным. Рождество осталось в прошлом, причем во многих отношениях. Я не думал, что когда-нибудь снова соберу мир в своей душе о обрету доверие к людям.
Начальник Бена положил обе руки на стол и наклонился, чтобы взглянуть на меня.
— Томас, Я должен задать тебе важный вопрос.»
Я тупо уставился на него.
— Томас, ты можешь встретиться с Джинни сегодня вечером и сделать вид, что ничего сегодня не произошло? Можешь ли ты вести себя так, как будто вы не знаете обо всем, что только что узнали?
Я посмотрела на него, как на сумасшедшего.
— Ни в коем случае, — отрезал я.
Он взглянул на Бена.
— Так я и думал, — сказал он. — Я знаю, что не смог бы, если бы ситуация была другой. Итак, вот что мы собираемся сделать: мы собираемся отправить тебя из города на несколько дней, убрать тебя с линии огня, пока мы не сможем точно разобраться, что происходит.
— В чем проблема? — горячо потребовал я. — Просто схватите этого ублюдка и допросите его. Если вам нужен кто-то, чтобы поливать его водой, я буду рад помочь, — добавил я.
Они посмотрели друг на друга. — В том-то и дело, Томас: Амир исчез и, возможно, покинул Вашингтон. В любом случае, его мобильный телефон отключен, и его нет в квартире, где он жил.
Меня осенила одна мысль, и после того, что я только что узнал, мне показалось странным спрашивать об этом, но я все же спросил.
— А как же Джинни? Она в опасности?»
— Не думаю, — ответил начальник. — она не цель Амира, только средством для достижения цели. Но не волнуйтесь, ФБР будет внимательно следить за ней.
Я почувствовал себя немного лучше. То, что сделала Джинни, оставило во мне зияющую рану, но я все еще не мог заставить себя желать ей зла. Я слишком сильно заботился о ней слишком долго; я просто не мог быстро выкинуть из своего сердца.
Я посмотрел на этих двух мужчин и спросил.
— Что же мне теперь делать?
— Тебе нужно срочно вернуться домой, чтобы собрать вещи и оттуда немедленно отправляйся в «Вашингтон Нэшнл». Мы собираемся отправить тебя в Ок-Ридж. Твои билеты уже куплены, — сказал директор. — на первый свободный рейс-Юго-Западный в Нэшвилл в полдень. Мы попросим кого-нибудь подстраховать вас в аэропорту и доставить в Ок-Ридж.
— Не забудьте оставить Джинни записку, чтобы она ничего не заподозрила, на случай, если Амир снова свяжется с ней.
Когда я вернулся домой в наше маленькое жилище и пошел собирать вещи, все, казалось, изменилось. Вся мебель и обстановка, которая была уютной и знакомой, когда я проснулся, теперь казалась мне чужой. Наш дом сегодня утром казался был полон мечтаний и ожиданий для меня, но теперь всё изменилось ничего из этого не осталось.
Когда я писал Джинни записку, мне пришлось приложить все усилия, чтобы не сказать того, что было у меня на сердце. Но я помнил, что мне говорили о ее любовнике, и последнее, что я хотел сделать, — это предупредить его, что мы вышли на него. Поэтому я сделал свое сообщение простым и прямым, и я не стал делать никакой драматической херни, например, оставив этой сучке обручальное кольцо поверх записки. Я снял кольцо и сунул его в карман. Связь, которую он символизировал, была разорвана в тот момент, когда я услышал эту запись.
Во время двухчасового полета я пытался отвлечься на судоку на смартфоне, но никак не мог сосредоточиться. Моя рука все время скользила в карман, чтобы потрогать лежащее там кольцо. Если бы только это было волшебное кольцо, которое я мог бы использовать, чтобы вернуться в прошлое до того, как все это началось. Но потом я вспомнил, что какое бы желание или уязвимость ни привели Джинни к её неверности, они все еще будут там, готовые возникнуть, когда представится такая возможность. Проклятье, я был настолько разочарован, что даже не смог ни сего придумать!
Когда я сошел с трапа в Нэшвилл Интернэшнл, ко мне боком подошел очень крупный мужчина в спортивном пиджаке и спросил:
— Вы Томас Селфридж? Я хотел ответить, но понял, что не знаю, кто этот парень. — У вас есть какие-нибудь документы? — Спросил я.
Он вздохнул, вытащив бумажник, и раскрыл значок ФБР. Я кивнул и пристроился рядом с ним. — Как ты узнали, меня? — спросил я.
— Они сказали мне, чтобы я искал самого грустного парня в самолете, — сказал он даже без улыбки. Я пристроилась рядом с ним, подавленный мыслью, что мое несчастье очевидно для всех.
— ГМ, я не заметила вашего имени на удостоверении, — сказала я, стараясь быть немного общительной.
— Генри, — сказал он, проходя по вестибюлю.
— Э-э, Генри-это ваше имя или фамилия? — Спросила я, торопясь догнать его.
— Ага, — сказал он, продолжая идти.
Я отрицательно покачал головой. Из-за моей меланхолии и молчаливости для Генри поездка в Ок-Ридж должна была превратиться в бочку смеха, уныло подумала я.
Я проверил карту Google в аэропорту, прежде чем улететь, и я знал, что Ок-Ридж находится чуть более чем в 150 милях к востоку от Нэшвилла на I-40. Это означало, что нам предстояло ехать два часа.
Как я и ожидал, большую часть пути Генри хранил молчание. Но когда мы проходили мимо выхода к Гарриману, он неожиданно толкнул меня локтем и кивнул налево. Я поднял глаза и уставился вверх. Из-за невысоких холмов и деревьев торчали две самые большие дымовые трубы, которые я когда-либо видел. Даже с зимними темнеющими сумерками, башни были все еще достаточно высоки, чтобы поймать свет. Вид был сюрреалистический, почти как на картине де Кирико.
— В чем дело? — Спросил я.
— Кингстонская паровая электростанция, — сказал Генри. — Он вырабатывает 1, 7 гигаватта электроэнергии, большую часть для ваших ребят из АНБ и Национальной лаборатории Ок-Риджа.
Мы пересекли мост, и теперь я мог видеть все строение целиком.
— Какого роста эти штуки? — спросил я.
— Чуть больше тысячи футов, — сказал он, — выше Эйфелевой башни.»
Переваривая услышанное,…