Уже темнело, когда Эви и Крэак подходили к лиловой громаде замка.
Крэак еле держался на ногах, но Эви удивительным образом не чувствовала усталости — несмотря на пустой желудок, день пути и три маленьких приключения, которые продлили их путь на полтора часа.
Крэака вдохновила на них ее походка, упруго-полетная, трепещущая, как лист, готовый взлететь. Кроме походки, были груди, вздыбившие ночнушку, плавный изгиб спины, листва в распущенных волосах, зеленые глаза — и длинные молодые ноги, которые Крэак тискал каждые десять минут, забираясь Эви под одежду.
Эви нравилась дикая стыдность этой ласки, хоть она и отпихивала щупающую руку, притворно надувая ротик. Два раза щупанье перерастало в возню, потом в телячий восторг, — а восторг выливался в яростную скачку Крэака на Эви, красной от совокуплений и смеха.
Он сверлил ее членом свирепо, как носорог, выламывая из себя трудную, щемящую сладость третьего и четвертого раза, а Эви металась и ухала, как ночная птица. Ее губы и груди горели, между ног ныло от толчков настырного гостя, и вся Эви горела розовым влажным огнем…
— Какой он у тебя смешной, когда отдыхает, — говорила она, трогая розовый опавший хвостик.
— Смешной?..
— Розовый. Пухлый. Почему у меня такого нет? Я тоже хочу. — Эви целовала его, понятия не имея о том, что это надо делать до, а не после, и Крэак выл от телесной жажды.
Третий раз, впрочем, не получился, и он пристыженно гладил ее, — но Эви не разбиралась в таких вещах и была счастлива. Она, казалось, впервые удивленно узнала, что у нее есть тело. Сочная, крепкая сила росла в ней — и даже как будто увеличилась к концу пути:
— Держись, Крэак, уже почти пришли, — подбадривала она его, будто не он вел ее, а наоборот.
— Не думай, что я слабак, просто я не ел два дня. На коне — одно дело, а пешком… Эви!
— Да?
— У меня к тебе просьба. Я хотел бы… хотел бы, чтобы ты сняла свои одежды и шла со мной ТАК. Просто ТАК. Ты не рассердишься?
— Что ты!.. а…
— Я чувствую в тебе силу. Прости, что… мне бы съесть хоть полфунта хлеба – и я буду сильнейшим из твоих защитников.
Но Эви уже тянула с себя ночнушку и, голая и розовая, склонялась над Крэаком, который был чуть ниже ее, и жестоко целовала его всем ртом — и зубами, и вывернутыми губами, и языком. За полдня она освоила курс любовной ласки лучше, чем иные английские жены за всю жизнь. Она втекала влагой в лицо и в губы Крэака — и чувствовала, как в него струится ручеек ее силы; сбросив с него одежду, она ложилась на него сверху, влипнув голой кожей в его кожу, и топила его во влажной чувственности, которой никогда не подозревала в себе. Ручеек струился сильнее, и Крэак тихонько тянул — «ыыыыыыы…», умирая от ласк и ручейка, щекотавшего нутро.
Влив силу в Крэака, она шла с ним голая, а он смотрел, как подрагивают при ходьбе кончики вздыбленных, совсем уже взрослых грудей, набухшие от любви, и как кланяются друг другу покатые ягодицы, затисканные им до красноты. У Эви была узкая талия, как у мангуста, и округлые каплевидные бедра почти вдвое шире. 87/58/88 — четыре восьмерки и одна семерка, которая вот-вот собиралась стать восьмеркой, а то и девяткой. Эви знала свои размеры, потому что всего две недели назад ей шили платье — еще на Мэйнлэнде*, перед самым отплытием…
_________________________
*Остров в Северном море, к северу от Шотландии. — прим. авт.
Она впервые шла босиком так далеко, но на ее маленьких ступнях, выпачканных глиной и пылью всех цветов, не было ни царапины. Это было удивительно, и она время от времени специально ступала на острые камни: те кололись, но не более. Ее подошвы вдруг стали упругими, как латекс.
Рука Крэака время от времени трогала шерсть на ее лобке — густую, рыжеватую, с присохшими сгустками крови. Эви уже не надувала губки, а прижимала пальцы Крэака к себе, вводя их в липкий желоб стыдной складки. Оттуда в него шел ручеек — тоненький, едва заметный, но все же…
***
— …Это Кэр-Лигэрион? Мы пришли, Крэак? Мне надо одеться.
— Погоди… отдышусь… Тут правит князь Дрил, мой дядя, мой верный вассал. Я доверяю ему, как себе… В наше время, когда нельзя верить никому… Благороднейший человек, один из последних верных… Открываааай! — прохрипел Крэак в ворота.
Вышел стражник.
— Мой принц? Кто с тобой? — поклонившись, стражник глянул на Эви и ахнул, прикрыв рот рукой.
— Да. Это она.
Стражник сгорбился в двойном поклоне. Крэак и Эви нырнули, нагнувшись, в темный ход — и вошли во двор замка.
Он был пуст. Вечерняя тень залила густым чернилом периметр стен, высокий и безжизненный. Где-то внутри Эви, глубоко-глубоко в ее сердцевине шевельнулся комочек тревоги — и заскребся-закопошился, как жук в кладовке…
Сзади грюкнуло. Мимо них пронесся стражник, лязгая железом по брусчатке: — Пойду доложу!.. — крикнул он на бегу.
Вскоре на том конце двора очертились несколько фигур. Всмотревшись, Крэак крикнул:
— Князь!..
— Мой принц! Хвала небесам! — донесся плотный, душный голос.
— Доблестный князь!.. Я жив, хоть и обессилел, как можешь видеть. Но это ничто в сравнении с… Ты видишь, кто со мной?
— Мой принц! Но ты уверен?
К ним подходили трое: высокий мужчина в мантии, с острым, жадным взглядом, ощупавшим каждую выпуклость на теле Эви, и с ним двое стражников.
— Смотри сам и убедись. Она с нами. Она пришла к нам, и она спасла мне жизнь, оглушив троих. В том же месте, из того же тумана, как и гласит легенда…
— Я знаю, мой принц. Вести летят по Лиагоре быстрее, чем пеший путник. Но в легенде, мне помнится, принцесса Авалон — юная девочка. Не сочтите за дерзость, мой принц и прекрасная…
— Твои сомнения неуместны, князь. По-твоему, перед тобой старуха?
— О, ты прав. Прости дерзкого. Прости, лучезарная принцесса, если это ты…
— Это я, — отозвалась Эви, глядя в глаза Дрилу. Взгляд всосался в жадные зрачки — и споткнулся там о темный порожек.
— Что ж… Но я жду новостей, мой принц. Что? Как?
— Новости безрадостны, князь.
Они поднимались по лестнице. Стены гулко повторяли слова Крэака: «еще один легион перешел на сторону Ллоури», «изгнали меня, как собаку», «народ одурманен…»
— Ждите меня здесь, мой принц и прекрасная принцесса, — сказал Дрил, когда они вошли в небольшой зал со столом, уставленным едой. — Подкрепите ваши силы, а я скоро присоединюсь к вам.
Крэак подбежал к еде, а Дрил со стражниками вышел прочь. Сквозь закрытую дверь донеслись крики и топот десятков ног. Комочек тревоги разросся, набух и стал давить на сердце…
— Крэак! Слышишь меня? Бери еду с собой — и мотаем отюда! Бегом! пока они ушли! Ты слышишь меня?!
— Эви… мы в бефопафнофти… уфпокойфя и нифего не бойфя… ты профто певеутомивафь…
— Сам ты переутомился! Бросай трескать – и бежим! Скорей! Крэак!..
Но было поздно. Лязгнула дверь, и в зал вбежала дюжина стражников с Дрилом во главе.