— Что старику делать с такой красавицей? Остынь, мой принц. На ней нет одежд, потому что она их не просила. Только и всего, — спокойно ответил Абдуридам.
Крэак остановился посреди комнаты, тяжело дыша. Его мечи опустились, со звоном коснувшись пола.
— …Вам пора. Сейчас, принцесса, ты сделаешь с Крэаком то, чего так просит твое тело. Это укрепит Мост… Как навести его, ты поймешь сама. Прощай, принцесса Авалон! Прощай, мой принц, счастливейший из дурачков! Изобильных тебе яиц!
Старик прищурился — и вдруг с треском лопнул, как мыльный пузырь.
— Эй!.. Ты что?.. Куда?.. — обалдевший Крэак пялился туда, где только что был Абдуридам.
Какое-то время Эви тоже смотрела туда, сидя на полу; затем встала, подошла к Крэаку — и без слов прильнула к его губам.
На пол полетели мечи, затем пояс, одежда… Вскоре Эви снова покачивалась на четвереньках, а малиновый Крэак тыкался голым бивнем в скользкий выпяченный холмик.
— Аааа… Эви… Я так еще никогда….
— Я тоже, — шептала Эви, оттопырив бедра кверху.
Бивень плавно вплыл в нее. Это было так хорошо и долгожданно, что Эви смеялась, трясла волосами и жмурилась, как кошка, несмотря на боль в натянутых стенках. Закусив губу, она насаживалась все глубже и глубже на Крэака, воющего, как волчонок, и сама выла, когда он хватал ее за груди, как за вожжи, и с силой натягивал на себя.
Вскоре боль отошла прочь. Красная, растрепанная Эви была смята, оглушена, размазана по полу; она корчилась на каменных плитах – и каждый удар толкал ее ближе, ближе к ослепительному Ничто, где она барахталась трижды за день — но ей все было мало, мало, мало, МААААЛОООО…
Вдруг все вспыхнуло режущим светом. Блаженство вскипело и лопнуло, разбрызгавшись зелеными звездами и метеоритами; каждый был кисло-сладким и щекотным, как сон, и каждый поджигал клочок тела, расточая его на липкие капельки…
Сдавив бедра Эви, Крэак хрипел в спазме оплодотворения и не замечал, что под ним не камень, а песок.
Ветер обдувал их раскаленные тела; рядом шумели волны — огромное зеркало, удваивающее розовый свет утра. Впрыснув в Эви последнюю каплю, Крэак глубоко вздохнул, выпуская телесный угар — и изумленно огляделся вокруг себя…
Они были на морском берегу.
Два солнца — небесное и зеркальное — слепили им глаза, окутав мир в бело-розовый кокон. Брызги прибоя оседали на их телах, обжигая кожу. Все было окутано туманом, лучистым и прозрачным, как фата. Где-то вверху носились чайки, выкрикивая — «крэаааак!..»
Розовый хвостик выпал из мягкой Эви, лежащей ничком. На песок упали две перламутровых капельки, вобрали в себя песчинки – и сразу стали золотыми комочками…
— Эви! Где мы? — спросил Крэак.