Вскоре показалась чистая гладь реки. Коля предложил:
— Давай купаться!
И — вспомнил, холодея, что не надел трусов под шорты. «Ладно — в шортах буду!.. Вытащу деньги, мобилку…»
— Купаться! Ой, бли-ин… Коль!.. А я… я не взяла купальник! И даже…
— Что даже?..
— Что, что!.. Трусов не надела, понятно тебе? — Рита отвернулась.
— Ну и что? Подумаешь! — выпалил вдруг Коля, холодея от того, куда его несло. — Я тоже не надел. Что мы, маленькие, что ли? Кого тут стесняться? Давай голяком!..
— Ты не стесняешься меня? — каким-то тихим голосом спросила его Рита.
— Абсолютно! — И, опережая собственную робость, Коля сдернул шорты. Тут же он скинул и майку — и, оставшись совершенно голым, побежал к воде, воплем вышибая из себя остатки рассудка. Плюхнулся в прохладу, пронзившую его, как ток…
Но Рита уже бежала к нему — совсем голая, Коля успел увидеть темный клочок в паху и розовые кругляшки, кольнувшие сладким ужасом… Бежала — и визжала, и плюхнулась с разбега в воду, и завизжала еще громче, и стала брызгать в Колю — дико, отчаянно, заглушая стыд.
Коля взвыл, и через миг в воде развернулось настоящее побоище. Он сумел подобраться к Рите, ухватил ее — и они забились в восторженной возне, голые, счастливые и ошалевшие…
Эта возня вдруг сблизила их, как брата и сестру. Коля плыл бок о бок с Ритой, болтал с ней, трогал ее, ловил, догонял, и ему казалось, что они дружат тысячу лет.
Оба они боялись выхода на берег, предвкушали, оттягивали его — но в конце концов замерзли, и Коля сказал, глядя в воду: «ну что, выползаем»?
Выходили, очень стараясь не смотреть туда, куда хотелось — но у них ничего не вышло, и они повернулись друг к другу одновременно. Рассмеялись, покраснели… и вдруг Коля взял голую Риту за руку. Он не знал, зачем он это сделал, и боялся, что Рита отпрянет — но она улыбнулась и сжала руку:
— Я еще никогда не видела голых мальчиков. Вживую. И никогда не раздевалась… так. А ты?
— И я тоже… то есть я девчонок не видел. Девочек, то есть, — запутался Коля, и они снова рассмеялись.
Теперь они открыто рассматривали друг друга. Рита не была ребенком — она была маленькой женщиной, и это поразило Колю. У нее были пухлые груди, почти взрослые, такие славные и трогательные, что ком подпирал к горлу. Вся она была смуглая, влажная, в капельках; мокрые волосы струились по ее телу, как повилика или водоросли. И бедра, и плечи, и груди, и все изгибы ее тела перетекали друг в друга с какой-то скользящей плавностью — у Коли даже дыхание перехватило. Он не верил, что такое диво рядом с ним, и что оно — Рита.
Чувство собственной наготы, приторное, головокружительное, одолело его; он всеми клеточками тела чувствовал, что ТАМ — все голое, что Рита смотрит туда… Вдруг смутившись, Рита хихикнула, толкнула его — и вовремя: Коля был готов лопнуть от сладкой щекотки.
Они лежали на травке и болтали обо всем на свете — голые, как звери. Это было так удивительно, что Коля чувствовал, как теряет вес и парит вместе с облаками. Потом они кушали, и Рита сидела, свесив пухлые грудки, и резала колбасу, а Коля смотрел, затаив дыхание, на розовую щель между ног, раздвинутых по-турецки…
Они стеснялись говорить о своих телах, но одеваться ужасно не хотелось, и Коля вдруг предложил пройти к станции голыми. «Ты что-о? Попалят!» — протянула Рита со сладким ужасом в голосе, перекинула одежду через руку — и… они пошли голыми.
Дошли почти до самойстанции, болтая и замирая от каждого шороха. Нагота кружила головы, как наркотик. Одеваться было ужасно обидно: будто кончался праздник, — но они стеснялись говорить об этом.
В городе Коля снова завел Риту домой. Родителей еще не было, и он покормил ее… Время клонилось к вечеру, но Рите не хотелось уходить, Коля чувствовал это — и еще больше ему не хотелось ее отпускать. Он стал показывать ей свои рисунки — и Рита вдруг сказала ему:
— Коль, слу-ушай!.. А ты НА ЛЮДЯХ рисуешь?
Коля похолодел. Он давно искал повод, чтобы снова раздеться и раздеть Риту. И сказал ей, замирая, как от вранья:
— Только на голых…