Пролог
Юрка никогда не думал, что влипнет в такую крепкую виртуальную дружбу.
Ни дня, ни даже двух часов не могло пройти, чтобы они с Крокодилом Геной не обменялись парой стебучек. Старый Кроко был ироником, Юрка тем более, и темы для общения находились сами собой. Собственно, это была одна и та же тема — насмешливое перелопачивание Вселенной вверх дном, — которая поднималась всякий раз в новом свете и новых обстоятельствах.
Они познакомились случайно. Вскоре день уже казался пропащим, если по утрам в мэйл-ру-агенте не обнаруживалась порция свежего яду. Юрка мог быть со Старым Кроко самим собой, не подделываясь под окружающих, не боясь выглядеть так или сяк, поэтому Кроко был важен ему, как воздух. Он считал его образцом ясного мужского ума, подражал его речи, его стилю мысли, и видел, что Кроко подражает ему. Его фирменные фразочки – «я вылез из мамы и понял, что жизнь слишком затянулась», «да так, старческое бормотание» и другие – вошли в язык Юрки, как «привет» или «пока».
Они знали друг о друге многое, кроме одного: кто они и как их зовут. Юрка зарегился на Моем Мире специально для Кроко, назвавшись Чебурашкой; Кроко переделал его в Че Бурашку, в Команданте Че, и в этих образах они знали друг друга. Маски делали их общение азартным, как хитроумная игра. Юрка много раз безуспешно пытался разоблачить Кроко, а тот — его; однажды они признались друг другу в этом, и тогда Юрка впервые полусерьезно заговорил о встрече двух братьев по разуму.
Кое-какие догадки у него, конечно, были. Кроко был дьявольски умен, остроумен, образован — Юрке приходилось подчитывать Википедию и много чего другого, дабы оставаться в теме — и про себя он решил, что Кроко старше его, но еще молод, что ему лет тридцать с лишним, что он вузовский технарь, что он не женат и носит очки в маленькой тонкой оправе. Этот портрет нарисовался в Юркиной голове настолько ярко, что Юрка видел очкастого Кроко, как живого.
Их дружба крепла, потребность друг в друге возрастала все сильней — и наконец они решили встретиться. Кроко жил далеко, в Питере, но Юрку это не смутило, и он твердо решил ехать, — тем более, что в Питере жили родные его дядя с тетей, которых давно уже было пора проведать. Последний раз он видел их четыре года назад; они гостили тогда у них вместе с дочкой-школьницей, Юркиной двоюродной сестрой, которую он помнил отчаянным существом с растрепанными кудрями, физиономией ангела и немыслимым ветром в голове. Дашкины смуры не поддавались никакому описанию, и глядя на нее, всем думалось одно и том же: какой красавицей она растет, и какая сложная штука — переходной возраст. Юрка держался с ней строго, преодолевая умиление, которое вызывала в нем ее мордочка и ее кудряшки, и они так и не нашли общего языка. Но дядю Мишу с тетей Катей он любил — и собирался в Питер с легкостью на душе, предвкушая сразу две приятные встречи: с родными и с Кроко.
Акт 1
Встреча братьев по разуму была запланирована на 11.00, в кафе «Встреча» у Витебского вокзала.
Это была не обычная встреча, банальная, как чупа-чупс – «О, ты Кроко? Привет, как жизнь?»; это была встреча настоящих ктулходавов, как называл себя с Юркой Старый Клыкарь Кроко. Уговор был таков: они должны были узнать друг друга сами, и у них было на это полчаса — с 11.00 до 11.30. Если нет — назавтра дубль два; потом, при необходимости — дубль три. Четвертый, как известно, побоку, и если нет — значит, не судьба. Так было решено, и это был полный отпад — совсем в духе Кроко, Ген Геныча, Старой Хари Зубастой, на подколы гораздой.
Юрка надел красную майку с Че Геварой, а на голову — кепку с чебурашьими ушами, купленную на Арбате. Он сидел в кафе уже пять минут и озирался по сторонам, выискивая вокруг себя нечто крокодилье, но пока не видел ничего. В какой-то момент его взгляд бессознательно остановился на мальчишеской физиономии – не потому, что она могла иметь отношение к Кроко, а потому, что она была смазливой, как у молодого бога. «Тьфу, да это же девчонка» — понял Юрка, — «стриженная под мальчика»; и в следующий момент он вдруг замер, потому что физиономия показалась ему очень знакомой.
С минуту он всматривался в нее, потом встал, подошел… «Не может быть…»
— Дашка?
Физиономия развернулась к нему – и вытянулась, обдав Юрку карими искрами.
— Ю-ю-юр? А, ну да, ты же сегодня к нам!.. Ну и ну! Вот так встреча!
— Не возражаете, мисс? – Дашка сидела одна, и Юрка подсел к ней за столик, чмокнув ее в щеку. Дашка пахла весной и гиацинтами.
— Не возражаю, миссис! Располагайтесь! Правда, я жду кое-кого, но… ничего с этим кое-кем не сделается. Сиди с миром, братище!
— Вот спасибо!.. Дашк, а ну отвечай, как родному брату: ты что с собой натворила?
— Что такое? – Дашка невинно округлила карие глаза. – С каких это пор ты записался в родные, коли ты двоюродный?
— Ты от ответа не уходи. Где твои кудри?
— А что? Мне не идет, ты хочешь сказать?
Юрка хотел сказать что-то ехидное, но не смог, потому что Дашка действительно выглядела сногсшибательно. У него даже задрожало внутри, так она была красива. «Бог ты мой, ведь ей уже… сколько? Восемнадцать?» Он не любил, когда девушки коротко стригутся, и привык считать Дашкины кудри едва ли не самым ценным, что в ней есть; но глазастый мальчишка со свежим, как персик, лицом был так очевидно-привлекателен, что…
— Нет, не хочу. Сдаюсь, Дашка: ты выглядишь на все сто десять. Но я бы тебя убил, если бы ты срезала кудри при мне.
— Так в чем же дело? Убей. Я давно жду, когда меня кто-нибудь убьет. С того самого момента, как я вылезла из мамы, я поняла, что жизнь затянулась…
— Что? Что ты сказала?
— Да так, старческое бормотание… А что?
Но Юрка привстал, чувствуя, что холодеет, и пристально смотрел на Дашкину футболку с голубым вагоном и Крокодилом Геной, играющим на гармошке.
— Ты чего? Имей совесть: так бесстыдно разглядывать бюст родной сестры… то есть двоюродной… Ой!
Несколько секунд они смотрели друг другу на футболки, – а потом их руки одновременно поднялись в воздух, одновременно ткнули друг в друга указательными пальцами, а рты одновременно проговорили:
— Кроко?
— Чебурашка?
Акт 2
Это было невероятно. В это нельзя было поверить. Дашка и Юрка сидели в кафе, потом шли, куда глаза глядят, пытаясь согласовать себя с Кроко и Че; образы взбаломошной Дашки и мудрого Кроко, весельчака Че и зануды-братца были настолько разведены в их умах, что никак не желали сводиться воедино.
Вначале было долгое выяснение того, «как на самом деле»: преодолевая скованность, Юрка и Дашка выпытывали друг у друга о жизни «в реале», окунаясь в нее жадно, как дядюшка Скрудж в золото. Они говорили, слушали, допрашивали, выпытывали, перебивали, не разбирая дороги, и опомнились только тогда, когда отошли от вокзала на шесть станций метро, а на часах было полчетвертого.
— …Елы-палы! Я обещался тете Кате, что буду у вас в три.
— Ого! Ну ничего: приходить вовремя — дурной тон… Алло, мам? Ты не переживай, я тут встретила Юрика, мы прошвырнулись маленько… Что? Нет, не подрались. А чего это мы должны драться? Ну мы же культурные люди, мам… мы воюем культурными методами. Щепоточка стрихнинчика в чаечек там, или капелюшечка кураре…
Через два часа Юрка, съевший столько, сколько не съел бы и за три жизни, вяло отбивался от чая с пирогами. Дашка помогла ему: схватив за руку, потащила к себе в комнату, заявив маме – «мне не нужны ошметки лопнувшего брата…» Прикрыв дверь, она влезла на свою кровать, свернулась кошечкой, вытянув голые ноги, и умильно посмотрела на Юрку:
— Ну как, живой? Или в голове вместо мозгов — мамины рулеты с баклажанами?
— И вместо мозгов, и вместо печени, и вместо… какие там у меня еще есть органы?
— Вээ! Двойка по анатомии! У тебя есть сердце, Команданте Че, и оно бьется баклажанным боем. Оно превратилось большой пульсирующий баклажан…
— Ты, овощевод-патологоанатом!Ты лучше скажи, откуда ты столько всего знаешь? Тебе не положено быть умной, ты младше меня на девять лет… Ты просто обязана быть сексуально-озабоченной макакой.
— Ну, дык!.. Если честно — ты обязываешь. Я же хочу соответствовать! Вот и подчитываю иногда Вики, чтобы быть на уровне…
«Почему домашняя обстановка и одежда так сближают?» — думал Юрка, глядя на голоногую Дашку в розовой футболке, едва прикрывшей край трусиков. Они болтали до самой ночи — обо всем, о чем и раньше, и вдвое больше того. Когда они ложились спать, Дашка подошла к Юрке, взяла его за плечи, чмокнула в щеку — и отпрыгнула от него, как от тигра:
— По-сестрински… Спокойной ночи, брателло! Не ходи во сне по крышам, они дырявые.
Юрка лег, храня внутри теплый отпечаток Дашкиных губ и грудей, боднувших его сквозь ночнушку.
Акт 3
Три дня пролетели, как один миг. С раннего утра голоногая Дашка лезла к Юрке в кровать, бесцеремонно расталкивала его, и они до ночи бродили по Питеру, болтая обо всем на свете.
На них заглядывались, и Юрке льстило, что Дашка с ним. Она была прелестна до слез, и ее ресницы-веера, карие глазищи на пол-лица, ее гибкая, озорная фигурка ласкового чертика и круглая стриженая головка, причесанная изящно, как у куколки, заставляли пялиться на нее, как на ходячий цветок. Юрка все время помнил, что Дашка его сестра, и это добавляло в их общение терпко-пикантную нотку. «Мы можем быть очень близки, но мы брат и сестра» – словно говорила ему Дашка, не стесняясь сидеть у него на коленях и колоть его сосками сквозь футболку.
Вскоре Юрка случайно увидел ее голой. Он сидел в комнате, закрыв дверь; порыв сквозняка вдруг распахнул ее, и Юрка увидел профиль мокрой Дашки, стоящей в ванной перед зеркалом. Конусы ее грудей, высокие и остроносые, выпирали, как надувные шарики.
Мелькнула глупая мысль: «какая взрослая…»