Он вновь осторожно продвинулся вперёд. Постепенно лёгкими толчками смог почти полностью войти в узкое пространство. Ликуя, сгорал от поглотившей его страсти. В какой-то момент он уже не смог сдерживать свой натиск и стал раскачиваться, всё ускоряя темп.
Крики Насти вдруг сменились сладострастным постаныванием, а сквозь слёзы засветилась нежная счастливая улыбка. Девушка стала двигаться навстречу любимому, подстраиваясь под его ритм. Он брал её мягко, но решительно, полностью покоряя своей сладкой власти. Насте понравилось это подчинение, в нём не было ни капли унижения. Напротив, сейчас она переживала ни с чем несравнимое удовольствие и небывалую радость от соединения с любимым. Чувствуя его внутри себя, Настя ощущала себя единой с ним, единой не только телом, но и духом.
Их взаимная страсть увенчалась упругим ударом горячего извержения. Настя вскрикнула, ещё сильнее прижалась к чреслам Антона и рухнула, теряя силы. Он, выжатый до капли, упал рядом, со счастливой улыбкой целуя искусанные губки. Когда они немного пришли в себя, Антон тихо спросил, глядя в её лучистые глаза:
— Милая, я… сделал тебе не очень больно?
— Нет, — краснея, она мотнула головкой, опустила взор и прошептала: — я… всегда думала, что это очень больно и страшно… Оказывается… это прекрасно…
— Но… больно всё же было, — возразил он, улыбаясь.
— Немного… — Настя совсем смутилась.
И он, осыпая поцелуями её раскрасневшееся личико, прошептал:
— Мой любимый одуванчик…
Когда они вернулись домой, Сергеев не стал писать рапорт с просьбой дать ему другого курсанта. Разве мог он доверить кому-то свой любимый одуванчик?