Удерживая руками, отец выдохнул сквозь сжатые губы, а его член поливал мое лицо спермой. Снова, снова и снова, его густая, молочно-белая молофья выплескивалась мне налицо, заливая щеки, нос, лоб, губы. Ее запах и вкус ничего кроме отвращения во мне не вызывали. К сожалению, тело матери любило этот вкус, и я обнаружил, что инстинктивно облизываю губы.
-Ну-ка иди сюда, поблядушка, — проурчал он, взбираясь на меня.
Устроившись сверху, папаша облизал мне лицо, время, от времени останавливаясь, чтобы лучше прочувствовать вкус собственной спермы смешанной с косметической глиной, покрывавшей мое лицо. Неужели ему это нравится? Даже на секунду об отце нельзя было подумать, что он — голубой. Но было видно, что он не в первый раз наслаждается вкусом собственной молофьи.
Наконец, он полностью облизал мою лицо, все прекрасно, — если не думать, что теперь у меня вся морда в его слюнях. Мнебыло противно и стыдно за свой поступок, но, по крайней мере, все позади. Поблагодарив его за великолепную ночь, я перевернулся на бок и притворился спящим. Сначала, кажется, это сработало, но только я задремал, что-то уперлось мне между ног. Боясь открыть глаза, я резко выдохнул, когда его стремительно твердеющая палка вошла в мою щель, пользуясь тем, что во время минета она сильно намокла. Целуя сзади меня в шею, папик проворковал:
— Ты просто лежи, голуба моя, и наслаждайся. Я хочу отблагодарить тебя за лучший минет в моей жизни, и думаю, что оргазм — это как раз то, что доктор прописал.
Уткнувшись лицом в подушку, я старался не заплакать, но слезы стыда все равно текли по щекам. Сначала моя попытка охладить в нем страсть полностью провалилась. Потом отчаянный минет, который я ему сделал, оказался лучшим в жизни. А теперь родной отец усердно дрючит меня, и все это закончится только тогда, когда он затопит мою матку спермой. Сгорая от стыда и отвращения, все, что я мог сделать — это лежать и ждать окончания кошмара.
* * *
— Ой, ой! Дебра, что же ты наделала.
-Чего? — я проснулся и снова увидел себя стоявшего возле постели.
Обмена не произошло! Я все еще был в теле матери! Как следует оттраханом, полном до краев спермой теле! Однако, чувствуя влагу между ног, я едва удержался от искушения, сунуть в пизду палец, а потом облизать его. Ее тело было очень сильно по части инстинктов, независимо оттого, чья сущность сидела внутри.
— Вставай, — сказала мать. — Пошевеливайся, и тащи свою задницу в ванную, пока все тут кровью не загадила.
-Ой, черт! — захныкал я. — Он, наверно, мне что-нибудь порвал, а? У него такой здоровый! Я даже не смог остановить его.
— Дебилка, — вздохнула мать. — У тебя месячные начались.
Твою мать! Я же не справлюсь один.
— Пожалуйста, помоги мне, мам, — взмолился я, — Я ж понятия не имею, что нужно делать.
— Хорошо, — она привела меня в ванную. — В первый раз я тебе помогу, но потом все будешь делать сам. Сначала пописай, как следует, затем мы приведем тебя в порядок, а после этого придет черед тампакса.
— Мам, почему мы не превратились обратно? — я не перестав хныкать. — Неужели это навсегда.
— Не знаю, — пожала она плечами. — Хоть бы и так. Это не конец света. Кстати, моими стараниями ты теперь получаешь на два доллара в час больше.
Наконец-то хорошие новости.
— Это как же? Я ведь еще даже не состою в профсоюзе.
— Уже состоишь, — мама достала из аптечки коробку с тампонами. — Там в правлении есть три парня, оснащены как кони…
Поглаживая пластиковый аппликатор моего первого «тампакса», она чмокнула головку тампона и продолжила:
-…Я отсосала у них за ленчем, а они вручили мне профсоюзную карточку и подняли зарплату.
-Нет, — разревелся я, — Пожалуйста, скажи, что пошутила.
Теперь, даже если я вернусь к моей старой жизни, то покоя мне больше не будет. Останусь ли я в мамином теле, верну ли свое, найдутся те, кто захочет от меня получить сами знаете что.