— Ио, — сказал страшноватый русский адвокат, тыча в себя толстым пальцем со сведенной татуировкой. — Авокатто. И дотторе. Для руссо маринеро. Держим в банко миллионно и плеванто на законо. Режиссенто нам нашего болящего надо повидать, понимаешь, красавица?
Регистраторша, ничего не понимая, на всякий случай, улыбнулась, затем вопросительно посмотрела на второго переводчика. Тот стоял, как вмурованный в пол. Русский авокатто что-то сказал ему на своем первобытном языке, запасной переводчик свел брови в кучу, внезапно пришел в движение, резко и собранно, как поршневая группа двигателя, и положил букет хризантем перед регистраторшей.
— Донна бела маре, кредере кантаре, — сказал русский правовед, возможно, на румынском языке. — Жалко, ненадолго заехали. Ихь бин тебе телефонирен. Номер дай. Ириска ты эдакая, шоколадная.
Регистраторша судорожно кивнула головой, изображая благодарность, и панически взглянула на охранника. Тот отчаянно разводил руками перед переводчицей, и клялся чем-то святым. Переводчица раздраженно развернулась, зацокала каблучками обратно к своему боссу. Регистраторша быстро нацарапала номер на обороте госпитальной визитки и передала русскому дотторе э авокатто. «Вот это пес», — подумала регистраторша: «Такой, если сверху его пристроить, кровать провалит. Святая богородица. Неужели, в самом деле, позвонит?»
— Егоров, он не проведет, — сказала переводчица. — Ему пост покидать нельзя. Идем сами, или надо ждать ординатора. Пятый этаж, пятая палата.
— Тут что, по одной палате на этаж? — удивился Егоров. — Нихуя себе Вася устроился за Ибрагимовы деньги
— Тут не на всех этажах палаты. Ты пропуск получил у этой мартышки? Нет? Панятна. Синьора — Светка опять залопотала, улыбаясь ненавистным регистраторше миланским оскалом. Регистраторша, взаимно фальшиво улыбаясь, выложила на стойку три бейджа — для синьора авокатто, его переводчика и миланской холеной сучки.
— Банджорна асталависта, все заебиста, — поблагодарил на чистом румынском языке русский адвокат, и двинулся со своей свитой к лифту.
— Ты что-нибудь понимаешь, Марио? — спросила регистраторша у охранника, глядя вслед процессии. — Русский адвокат, с румынским языком, у человека с чешским паспортом и финским лицом. Ради которого звонили из британского и албанского посольств. С двумя переводчиками — одна сучка явно из Милана, а второй, кажется, вообще глухонемой. Что творится в этом мире?
Охранник посмотрел на шоколадное ушко собеседницы, облизнул губы. Затем перегнулся через стойку регистрации и взял девушку за руку.
— Это глобализация и конец света, Шеба. Нельзя терять времени.
— Иди к черту, Марио. Пер бакко, у тебя двое детей. И кредиты.
***
Светка двинулась к главному врачу отделения, молчаливый переводчик отдал здоровенную корзину Егорову и занял место у дверей палаты, Егоров потоптался, подтянул галстук, открыл дверь и ступил внутрь.
— Есть кто живой? Хотя бы частично
— Егоров, бля
— Васька. Ты как кремовое пирожное, слушай.
— Это от ожогов намазано.
Вася, в дурацкой распашонке, без штанов, и с белым кремом на лице, сидел на кровати с дистанционным джойстиком от игровой приставки в руках. Егоров поставил объемистую корзину на пол, и присел рядом с Васей. Вздохнул, потрепал Васю по загривку. Вася отдернулся и зашипел.
— Извини, Вась. Давай, рассказывай. Яблоко хочешь? Из дома привез. Краснодарские.
Вася взял яблоко, куснул, и начал рассказывать. Егоров, взяв еще одно, слушал внимательно, не перебивая, и не переспрашивая.
— ну и вот, — грустно подвел итоги Вася. — А потом меня подобрали итальянские погранцы, или береговая охрана — хуй его знает, как они точно называются. Я уже в отключке лежал. Они там на папуасов и румын охотились, которые в Италию морем ломятся. Посмотрели на меня — вроде не папуас, хотя загорел я тогда уже изрядно. По лодке — вроде и не румын. Покопались в вещах, нашли чешский паспорт, кучу денег. У румын столько денег не бывает. Пистолет я утопил. Отвезли в какую-то срань, в госпиталь, потом оттуда в Леччо, потом в Бари. Только заснешь на местном промедоле, как тебя уже опять куда-то катят на тележке. Полицая приставили.
***
— Как ты умудрился там вообще затеряться? — спросил недоуменно Егоров. — Это же лягушатник, бля. Чистые Пруды. Странно не то, что тебя подобрали, а что прогулочным катером или сухогрузом не переехали. Что это значит — «лег, закрыл глаза и пиздец»? Вася, ты что? Временно помешался?
Вася пусто смотрел на стенку перед собой, Егоров крутил в руке яблоко. — Ладно, извини, Вась. Давай дальше.