ему об этом проклятом семинаре.
На мне было чёрное платье на три дюйма выше колен и туфли на трехдюймовых каблуках. Кроме этого, моей единственной одеждой был красная кружевная рубашка.
Сегодня вечером Иван действительно выглядел красивым, таким же красивым, каким я его помнила до нашей свадьбы. Он помог мне сесть и выйти из машины, он обращал на меня внимание, и это было хорошо. Вечером мы поели, а потом пошли танцевать.
Я была на небесах. Я хотела, чтобы тело моего мужа прижималось ко мне. Я пошевелилась и прижалась к нему, не заботясь о том, что устрою сцену. Ночь приближалась к неизбежному, как я надеялась, завершению. Я была достаточно мокрой, чтобы трахнуть его прямо на танцполе.
Забавно, однако, что я действительно не могла вспомнить никаких чётких деталей прошлой ночи, кроме танца с Иваном около полуночи. Я даже не могла вспомнить, как вышла из отеля и вернулась домой. Там были обрывки и фрагменты, большинство из которых были чрезвычайно плотскими, но все они были расплывчатыми. Хотя, должно быть, мы неплохо провели время. Надеюсь, это означало, что засуха закончилась и мы будем повторять это снова и снова. Ну, насыщение этим утром компенсировало похмелье. Мне удалось снова открыть глаз и улыбнуться, когда я смутно разглядела свою одежду, висящую на краю кровати. Может быть, красная рубашка сработала.
Просыпаться обнажённой с теплым телом рядом со мной было очень возбуждающе. Интересно, смогу ли я уговорить Ивана продолжить с того места, на котором мы остановились. ЧЁРТ. Первый хороший трах за несколько месяцев, а я почти ничего не помню.
Я проснулась и теперь буду помнить, что бы ни случилось. Я перевернулась, открыла второй глаз и начала обнимать Ивана, когда замерла.
Я крепко зажмурилась, надеясь, что, когда снова посмотрю, все это окажется миражом. Я выглянула. Но это было не так.
О, БОЖЕ МОЙ! Тело, к которому я прижималась, было мужским. Оно была обнажено. И оно было чёрным.
Я подавила крик и приподнялась на локте. Этого не может быть, этого не должно быть. Но это был Дэвид.
Я дико оглядела комнату. Я никогда не была в спальне Дэвида. У меня никогда не было причин интересоваться. Но это была не моя спальня, это была не моя кровать, это был не мой муж. Мой все еще затуманенный мозг пытался соединить точки. Если это был Дэвид, значит, это была его спальня. Что, во имя всего святого, я здесь делаю? Ну, было очевидно, что я здесь делаю. Но я не понимала, как и почему.
«Возьми себя в руки, Мари», — посоветовала я себе. Я выскользнула из-под простыни, схватила свою одежду и надела платье. Я подавила вздох облегчения, когда увидела свою сумку на комоде у двери. Я подняла её, неуклюже запихнула порванное кружевное бельё, схватила туфли и на цыпочках вышла из спальни и спустилась по лестнице.
Я прислонилась к стене в прихожей. Что, чёрт возьми, мне теперь делать? Я понятия не имела, как сюда попала. Как я доберусь домой? И что я скажу мужу? Волна паники захлестнула меня. Я всегда утверждала, что если у меня есть отношения, я остаюсь в них. И вот я здесь, не просто встречаюсь, а замужем и просыпаюсь с… — мой разум уклонялся от этой мысли.
«Сначала самое главное», — решила я. И первым делом надо было убраться к чёрту из этого дома, пока Дэвид не проснулся, и отправиться домой. Я осторожно открыла входную дверь, повернулась и побежала по подъездной дорожке.
Моя сумочка упала на бетон. Дыхание остановилось. Я почувствовала, как сердце сделало один судорожный скачок, а затем перестало функционировать. Потому что, облокотившись на капот своей машины, скрестив руки на груди, с таким злым лицом, какого я никогда раньше у него не видела, стоял мой муж.
— Садись в машину, — сказал он сквозь стиснутые зубы. — Сука.
Я не могла придумать, что сказать или сделать. Я просто стояла, не в силах пошевелиться.
Всю дорогу домой мы ехали в полной тишине. Я съёжилась на пассажирском сиденье и уставилась в лобовое стекло. Я понятия не имела, что сказать.
Наконец он нарушил молчание, когда мы въехали в гараж. — Пошли, — я застыла в машине.
— Я сказал, пошли! — Я с трудом сдерживала слезы. Иван никогда со мной так не разговаривал, но я никогда раньше не давала ему повода. Он указал на диван.
— Садись.
Я сидела, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками. Я не могла отвести глаз от Ивана. Он выглядел таким сердитым и в то же время таким печальным. Боже, что я с ним сделала?
Он сел в кресло и уставился на меня. Прошли долгие минуты.
— Ради Бога, Иван, скажи что-нибудь, — наконец вырвалось у меня.
— Что, чёрт возьми, ты хочешь от меня услышать? — Он почти зарычал, поднимаясь на ноги. Он возвышался надо мной, и я сжалась в комок на диване.
— Хочешь, я расскажу тебе, как проснулся сегодня утром в гостевой комнате Дэвида и обнаружил, что ты не со мной? Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, что не видел тебя с тех пор, как мы танцевали вместе прошлой ночью? Как насчёт того, чтобы поискать свою любящую, верную жену и, наконец, заглянуть туда, где я никогда бы не мечтал её увидеть? Может быть, ты хочешь знать, что я почувствовал, когда ты наконец выбежала из дома и я увидел, как ты стоишь там с спермой другого мужчины, стекающей по твоим бедрам? Может быть, ты хотела бы знать, каково это, когда твое сердце вырывают из груди?
Теперь он уже почти кричал. Теперь я плакала, и от громких рыданий у меня перехватывало дыхание.
Он опустился на диван рядом со мной.
— Мари, ради Бога, скажи что-нибудь. Скажи мне почему. Скажи мне, что пошло не так, что ты искала любви в объятиях моего лучшего друга.
Я попыталась объяснить. Дело в том, что у меня не было никакого объяснения. Я не могла припомнить ничего, кроме дикого совокупления. Я даже не поняла, что это Дэвид.
Как будто это было правдоподобно. Я вспомнила одну пару, которую мы когда-то знали. Время от времени она напивалась и вела себя как самая ужасная сука в мире. На следующее утро она не только не могла вспомнить, что произошло, но и отрицала, что произошло что-то неприятное. Раз она не помнила, то этого не было. Что ж, я чертовски хорошо знала, что у меня это произошло. Но я почти ничего не помнила и уж точно не помнила, как легла в постель с Дэвидом или вообще что-то с ним делала. Примет ли это Иван?
Судя по выражению его лица, когда я, запинаясь, рассказывала о своем замешательстве и горе, он мне не поверил. Чёрт, я бы тоже не поверила. Это звучало так неубедительно, но это была правда.
Сквозь слёзы мне удалось сказать ему, что я очень сожалею. Сожалею обо всём, о том, что причинила ему боль, предала его доверие, сожалею о событиях, которые привели нас к этому. Наконец он насытился и отвернулся.
— Я не знаю, что будет дальше. Я не могу здесь оставаться. — Он направился к двери. — Когда-нибудь я вернусь. — Дверь за ним захлопнулась, и я услышала, как отъехала машина.
Я просто сидела. Я смотрела, как удлиняются тени и наступает ночь. Я включила лампу рядом с диваном, боясь, что темнота поглотит меня.
Только на следующий день я услышала, как открылась дверь. Я всё еще сидела на диване. Больше всего в доме я боялась выходить. Я питалась только кофе и почти ничем другим. Каждый раз, когда я пыталась поесть, мне виделись спина Дэвида и лицо Ивана, и меня тошнило. Я урывками спала на диване.
Когда Иван вернулся, мне захотелось броситься к нему, обнять, но я не смогла. Я знал, что это будет жест, который мне придется заслужить от него. Я просто сидела, как сидела, свернувшись калачиком на диване, и смотрела на его лицо, ожидая какого-то знака.
Он откинулся на спинку кресла. Он вздохнул и провел рукой по лицу. Похоже, он тоже мало спал. Наконец он посмотрел на меня, на мгновение. Его взгляд скользнул от моего, как будто он не мог стоять, чтобы посмотреть на моё лицо. Как я могла винить его?
— Я не собираюсь разводиться с тобой, Мари.
Мне захотелось вскочить с дивана …